— И такое бывает в жизни. Ещё говорят: не хватай отца за бороду, но, если уж схватил — не выпускай. Мы все должны держаться своей тропы. Но как быть, если на ней мы начинаем встречать засады?
Абдул ответил отцу, не раздумывая:
— У человека есть ружьё, кинжал, шашка.
— Но в тумане он может перепутать дороги.
— Тогда он должен подождать, пока поднимется солнце.
— И увидит, что окружён врагами. Тысячами, десятками тысяч. Я тоже ходил за Терек, я спускался в страну Цор, я встречал на дороге шемаханских купцов. — Джамал смотрел на сына, но видел лишь своё прошлое. — Так же поступали и мой отец, и отец моего отца... Может быть, у меня просто ослабела рука... Но часто я просыпаюсь ночью и вижу тех, кого догнала моя пуля, на кого упал удар моего кинжала. Теперь их сыновья и внуки придут требовать ответа за кровь.
— Пусть приходят, — отрубил Абдул-бек, сузил глаза и раздул ноздри, словно бы воочию увидев перед собой толпы врагов. — Я думаю, отец, если бы Аллах захотел сотворить людей равными, зачем ему понадобилось создавать горы?
— Возможно, он хотел приблизить людей к себе.
— Или же поставить одних над другими.
Джамал поднялся, опираясь на посох.
— Мы начинаем ходить по кругу, как волы на мельнице. Отдыхай. Ты долго не был дома, тебе нужно набраться сил перед ночью...
Когда все в сакле заснули, Абдул-бек тихо спустился вниз, на женскую половину. Зарифа ждала его и приняла покорно, с желанием, но без страсти. И Абдул-бек вдруг поймал себя на чувстве, недостойном мужчины, — ему хотелось не ласкать жену, а разговаривать с ней. «Старею, наверное, — подумал с усмешкой, — скоро вырублю себе посох и сяду с отцом на площади. Буду вспоминать, как скакал и рубился, осуждать неуклюжую молодёжь, да их же одёргивать за горячность...»
Зарифа почувствовала, что муж расстроен, и зашептала в ухо, обдавая щёку горячим дыханием:
— Ты словно дождь, пролившийся после засухи. Как пересохшая земля, я выбрала воду всю, до единой капли.
Абдул-бек, не отвечая, приподнялся повыше, позволяя жене положить голову ему на плечо.
— Наши сыновья, — продолжала шептать Зарифа. — Латиф вырос совсем большой. Ему уже мало только бегать с утра до вечера. Он хочет скакать, стрелять, рубиться. Но кто возьмётся теперь учить сына самого Абдул-бека.
Бек скрипнул зубами.
— Раньше многие бы считали за честь взять в семью моего сына. Теперь они опасаются.
— Да, муж мой. Мадат-паша, Аслан-хан — ты нашёл себе сильных врагов.
— Мне есть чем гордиться.
— Так же, как и твоей жене, и твоим сыновьям. Но мальчиков нужно уже учить. Отец твой стар, а другие мужчины уходят вместе с тобой.