Он ждал долго. Только когда солнце, скрывшееся за тучами, уже покатилось вниз, на плоскость, по тропе спустились два всадника. Второй ехал на гнедом мерине, байгоровской породы, как определил намётанным взглядом бек.
Он выехал из укрытия и крикнул, перекрывая шелест дождя, что не прекращался со вчерашнего вечера:
— Я ищу Джембулата Таймиева!
— Ты нашёл его! — крикнул второй задиристо, а первый молча потянул из чехла ружьё.
Но бек уже приготовил винтовку и скрывал её от дождя под буркой. Хлопнул выстрел, первый всадник, так и не успевший прицелиться, покатился под копыта коню; второй же, Таймиев, осознав, кто стал на его пути, повернул было коня. Но Белый, застоявшийся за день, легко нагнал гнедого, утомлённого долгой дорогой, и с налёта ударил плечом в плечо. Оба упали, и конь, и всадник; но гнедой поднялся и поскакал дальше, а Таймиев, перекатившись несколько раз по камням, остался лежать.
Абдул-бек спрыгнул вниз и бросил поводья, зная, что Белый останется рядом. Ногой он перевернул врага на спину и наступил сильно на грудь, нацелив в голову пистолет. Таймиев поднял веки и посмотрел снизу вверх взглядом, ещё затуманенным болью.
— Кто послал тебя? — спросил Абдул-бек.
— Дети, дети послали, — прохрипел Джембулат и одной рукой достал из-за пазухи мешочек с деньгами. — До весны дотянуть, только до весны дотянуть бы.
Абдул-бек сильнее надавил ногой, и пленный закричал, забился; на губах его запузырилась розовая пена. Очевидно, при падении сломалось ребро, и осколок его проткнул лёгкое.
— Кто заплатил тебе за смерть Абдул-бека? Отвечай и умрёшь быстро, — обещал бек.
Свободной рукой он достал кинжал и остриём уколол Таймиева в пах.
— Аслан-хан... Аслан-хан хотел отомстить за своего брата... И русский... Русский приезжал к Аслан-хану.
Тот русский, что бежал от тебя и Джабраил-бека... И дети, дети мои! — завыл Таймиев с какой-то нелепой последней надеждой пытаясь поймать взгляд своего убийцы.
Абдул-бек потянул спусковой крючок и, не глядя на то, что ещё секунду назад было человеческой головой, взметнулся в седло. Но через несколько шагов повернул Белого и, свесившись с седла, забрал из руки мертвеца мешок с золотом. Поднялся в стременах, размахнулся и швырнул нечистые деньги как можно дальше за край обрыва. «Если умерли мои сыновья, — мрачно подумал он, — зачем же тогда жить отродью Таймиевых?» — хлопнул Белого по шее и поскакал прочь...
Костёр горел до рассвета, и всю ночь Новицкий глядел сквозь кустарник, как пульсируют языки пламени над сухими стволами, уложенными рядком. Сидел в холодном, сыром осеннем лесу, привалившись к шершавому стволу огромного суковатого дуба. Овчинный полушубок он держал на коленях, прикрывая от сырости полки заряженных винтовки и пистолетов. Бурку он положил на поляне, завернув её так, что со стороны должно было бы показаться, что беспечный человек улёгся вздремнуть, погреться рядом с огнём, не принимая в расчёт, что проснуться ему, скорей всего, уже не придётся. На самом Сергее надета была, поверх рубахи с бешметом, одна черкеска, но он не ощущал холода. Его познабливало, но лёгкая нервная дрожь сделалась ему привычной с того страшного сентябрьского дня.