Он вдруг сделал паузу и как-то необычно уронил свою львиную голову. Но тут же оправился:
— Извини, конечно, Александр Сергеевич, но я тебе скажу откровенно: бумаги деловые ты составляешь куда как лучше. Но что развлёк нас, за то тебе большое спасибо. Ну а теперь, господа, отбой. Завтра с утра устроим парад, потом день-два дам вам на исправление и — выступаем.
Все поднялись дружно с лавок, радуясь возможности размяться, поговорить. Грибоедов, сложив и убрав рукопись, пошёл к двери, ни на кого не глядя, но у самого выхода столкнулся с Новицким.
— А! Сергей Александрович! — обрадовался он сердечно, хотя беседовали они до сих пор раза три, и то всё случайно. — Вы слушали?
— Да, — улыбнулся Новицкий. — С самого начала. И с большим удовольствием.
— Удовольствие моё — как сказали бы англичане. А не усилите ли вы его — приватной беседой. Если вас, конечно, не призывает Морфей. Или, того хуже, Венера.
— Нет, — совершенно серьёзно ответил Новицкий. — Эти боги меня, кажется, совершенно оставили. А потому — извольте, я к вашим услугам...
Грибоедов привёл Новицкого в хату, где он остановился, пропустил в комнату и, оборотившись, крикнул какого-то Сашку. Появился разбитной парень, по всем повадкам больше приятель барина, нежели слуга, и поставил на стол графинчик, блюдо с крупно порезанным хлебом и миску с огурцами, просоленными слегка.
— Один приятель мой в Петербурге пристрастил меня к таким угощениям, — объяснил хозяин, разливая водку по чаркам. — Жаль лишь, что настоящего ржаного здесь не достанешь. Ну, Сергей Александрович, с продолжением нашего замечательного знакомства.
Чокнувшись, они выпили. Грибоедов похрустел огурцом и сразу приступил к делу:
— Вельяминов за офицеров обиделся. А вы, дорогой мой, чем недовольны? Оскорбились за чиновную братию?
— Думаете, в Молчалине себя обнаружил?
Грибоедов придвинулся ближе, наклонил голову, и по круглым стёклам очков побежали отблески пламени свечки.
— Надеюсь, что нет. Не каждый молчун — Молчалин.
— Я — молчун? — искренне поразился Новицкий. — Да мне всегда казалось, что говорю много больше необходимого.
— Парадокс человеческой природы, милейший Сергей Александрович. Говоруны, вроде меня, обижаются, что им слова не дают вставить в беседу. А молчуны, вроде вас, и необходимые сообщения норовят придержать при себе. Но я вас сегодня разговорю. Ваше здоровье!
На этот раз Сергей отпил лишь половину. Разговор обещал быть долгим, интересным и трудным. А он не любил рассуждать с головою мутной, как вода в заводи.
— Молчалин глуп, а потому всё время пробалтывается. Фамилию такую я дал ему больше в насмешку. Но что думаете вы о Чацком?