— Кто-то из них напортачил? — попыталась угадать Алла.
— Никто не напортачил, но девчонка… Короче, она выпрыгнула из окна.
Алла не знала, как реагировать. Мономах больше ничего не добавил к сказанному, и она задала вопрос:
— Сама выпрыгнула или вы подозреваете, что кто-то…
— У нас в тот день настоящий дурдом творился из-за аварии на перекрестке. Доставили кучу пострадавших, некоторые умерли по дороге, и их просто-напросто сгрузили в приемном отделении вместе с живыми. Медсестры были заняты размещением новых пациентов, а больные повылезали из палат поглядеть, что творится. Калерия оставалась в палате одна, если не считать лежачей старушки. За каким-то лешим ее понесло на крышу через открытое окно!
— То есть сначала она вылезла на крышу, а затем сорвалась?
— Судя по всему, именно так.
— А зачем она туда полезла, не известно?
— Вот в этом-то и загвоздка!
— Занятно… Решила прогуляться и недооценила опасность? Ее что, никто не заметил?
— Внизу царила такая суета, никому и в голову не приходило глядеть наверх. Калерия упала аккурат напротив въезда для машин «Скорой помощи», прямо в момент выгрузки очередных пострадавших. Чудо, что никого не зашибла!
Алла с минуту помолчала, размышляя над услышанным.
— Владимир Всеволодович, — наконец заговорила она, — а вы уверены, что это не было самоубийством?
— Я ни в чем не уверен, — покачал он головой. — Гурнов… ну вы его знаете…
— Разумеется, Иван Гурнов, патологоанатом. И что с ним?
— Он уверен, что это несчастный случай. Но мать девочки считает меня виновным в ее гибели.
— А это еще почему?
— Видимо, потому, что я был с ней чересчур суров.
— И в чем это выражалось?
— Она плохо ела, отказывалась ходить в столовую, хотя я назначил ей общий стол, ведь у нее не было противопоказаний.
— Знаете, больничная еда немного отличается от питания в пятизвездочном отеле, — заметила Алла. — Может, она не хотела есть вашу, простите… баланду?
— Но она вообще ничего не ела! — развел руками Мономах. — Женщины, лежащие с ней в палате, это подтверждают, как и медсестры.
— Может, родственники приносили домашнее?
— В том-то и дело, что нет! Я с матерью Калерии разговаривал, пытался убедить, что даже балерины должны питаться и набираться сил, чтобы восстановление шло быстрее.
— А она что?
— Твердила, что я ничего не смыслю в балете и что танцовщица должна быть легкой, как перышко, а потому не имеет права обжираться. Какое там обжираться — она на маленький скелетик была похожа! Когда ложилась на операцию, выглядела иначе — нормальной, хоть и худенькой.
— И все-таки я не понимаю, почему у матери пациентки к вам претензии!