Смерть Артура (Толкин) - страница 83

Ибо Ланселот как лучистое пламя,
смерть сея, в сполохах грозных
напал нежданно, неистово ринулся
на друзей давних, как на дерева – буря.
Королеву вызволил и вдаль умчал он;
но ярость иссякла, излился гнев,
поменялся настрой его. Поздно оплакал он
раскол и крушенье Круглого Стола,
свободу и содружество славного братства;
лишившись любви лорда Артура,
в гордыне покаявшись, и притом в доблести.
Не получив прощения, просил он о мире;
чаял он честь отчаяньем вылечить,
возвернуть королеву, королевской милостью,
к почетному чину. Чуждым ей мнился он;
все ж участь изгнанницы угодна ей мало,
за любовь лишенья не любо терпеть ей.
Простились в муке. Ей прощенье даровано,
чтоб в Камелоте снова стать королевой,
хоть Гавейн противился. Приязни Артуровой
Ланселот лишился: за лиги изгнан,
от Стола Круглого и славного рыцарства,
с высоты низвергнут, в вотчину дальнюю
поплыл поневоле. Печален Артур
в душе и думах: во дворец возвратилась
королева-красавица, но какой ценою –
паладина первейшего потерял в час нужды он.
Не один отплыл за океан бурный
Ланселот в ладье. Лордов в роду его
могучих много. На мачтах реяли
Борса бравого и Бламора стяги,
Лионеля, и Лавейна, и лихого Эктора,
сына младшего Банова. Они по морю уплыли
из Британии в Бенвик. В битвах отныне
опорой Артуру с оружием не были,
но в башнях Бановых бдили зорко,
за валами высокими войну отвергая,
лорда Ланселота с любовью хранили.

Здесь мой отец оставил пустое место, прежде чем продолжить писать, по-видимому, в то же время, но на другую тему (причем нумерация строк предшествующего текста не прерывается). Позже, более мелким и более аккуратным почерком, он вставил на полях строки, следующие за «с любовью хранили»:

в час черный. Чаша горька его:
сокрушался он скорбно, смиряя гордыню:
презрел он преданность, покорившись любви,
и любви днесь лишился, любя преданность.

Не вполне понятно, какое место занимает этот текст по отношению к остальным рукописям Песни III, но по разнообразным свидетельствам создается впечатление, что он стоит ближе всего к самой ранней из них, то есть А и, следовательно, удобства ради может быть обозначен как А*; но в любом случае его следует воспринимать как отдельную версию, учитывая приведенный выше анализ возникновения распри, – а данный элемент возникает в рукописи поэмы только здесь и в «варианте с Лионелем и Эктором», восходящем к этому же тексту (см. стр. 191). То, что в ходе создания ЛЭ мой отец держал перед глазами А* и что по мере написания он превращал исходный текст в диалог между Лионелем и Эктором, не подлежит сомнению. Если я прав, предполагая, что А* датируется временем, близким к началу работы моего отца над «Песней о Ланселоте», то, по-видимому, мысль о том, чтобы изложить историю Ланселота и Гвиневеры как диалог между двумя рыцарями Круглого Стола, Ланселотовыми родичами, возникла достаточно рано в ходе эволюции поэмы – и рано была отвергнута.