Старк перевернулся и упал спиной назад, кувыркаясь по тем самым ступенькам, по которым так ловко взбегал.
Как оказалось, не так уж ловко.
Последнее, что Тони почувствовал, перед тем как отключиться, было недоумение, и оно же будет первым, что он ощутит, когда придет в себя.
Ну, точнее говоря, вторым. Первым ощущением будет боль.
ЭТО ПЯТНИЧНОЕ ЧУВСТВО
Если бы у Тони был выбор, возвращаться ему в сознание или остаться подольше где-то во тьме, он совершенно точно выбрал бы последнее. Старка в его жизни достаточно часто вырубали, чтобы он выучил на зубок, что момент пробуждения всегда оказывался самым тяжелым. Особенно когда столь экстремально перемешивались тяжелое снотворное и травмы головы.
Его приятель Роди однажды сказал:
– Знаешь, Тони, чувак, каждый раз, когда тебе дают взбучку, твой айкью снижается. Продолжай в том же духе, и скоро ты никак не будешь гением.
На что Тони ответил:
– Ты имеешь в виду, гений, что скоро я больше не буду гением?
Роди обиделся на это замечание, и они подрались прямо в офисе Тони, попутно оставив дыру в писанной маслом картине П. Дж. Линча, которая стоила больше, чем первоклассная спортивная машина...
Тони почувствовал, как его сознание цветком распускается внутри черепа, а вместе с сознанием вернулись три типа боли: острая, тупая и ноющая.
«Что происходит? – подумал он. – О боже. Моя голова сейчас взорвется».
Чувство недоумения упрямо сохранялось в его сознании; Старк обнаружил, что он пристегнут к двухъярусной кровати в углу комнаты без окон с каменными стенами, покрытыми мхом, и дверью-решеткой.
За дверью находилась Пятница. Она сидела на синем пластиковом стульчике, который, вероятно, раньше находился в учебном классе какого-то детского сада. Одета она была в радужные леггинсы и армейские ботинки, а ее рыжие кудряшки рассыпались вокруг воротника явно слишком большой для нее армейской куртки.
– Как вам камера? – спросила она.
Тони решил, что это риторический вопрос, и промолчал. Он решил, что лучше направит силы на то, чтобы выползти из-под нар.
– Серьезно, Пятница? – отрывисто спросил он наконец, в перерывах между словами втягивая воздух. – Вы спрятали меня под кровать, как какого-то монстра?
– Вы сами туда заползли, босс, – резко возразила Пятница. – Давайте кратко. Я знаю, что штатные психиатры ЩИТа годами умирали от желания посадить вас в палату с мягкими стенами. Но я вас спросила об этой камере. Может быть, вам она и не нравится, но оформление вы точно должны оценить.
Классическая тюремная камера. Веками практически никаких изменений. Четыре стены и дверь. Говоря функционально, эта камера – как ложка. Её некуда дальше совершенствовать.