Мария Семеновна, войдя в комнату, укоризненно протянула:
— Христи-ина-а!
Христина обиженно поджала губы, сделавшись похожей на ребенка.
— Это же действительно смешно, мама. Кругом война, а человек ищет драгоценные камни. Невесту украшать, что ли? Как это по радио пели:
Не счесть алмазов в каменных пещерах,
Не счесть жемчужин в море полуденном,
Далекой Индии чудес…
Она победоносно взглянула на геолога, словно мстила ему за то, что хоть на короткое мгновение поддалась очарованию его сказок, и спросила:
— Слышите, где они — в Индии!
Нестеров миролюбиво ответил:
— А мы эти чудеса и на Урале найдем. Зачем нам в Индию на поклон ходить?
Он так и не смог привыкнуть к резким переходам в ее настроении. Только что она, казалось, слушала с уважением — и вдруг начинала сердиться; став на минуту доброй и внимательной, она тут же торопилась вспыхнуть порохом, словно боялась, что он в чем-то убедит ее, и тогда становилась язвительной, недоброй. Чем миролюбивее он держался, тем сердитее разговаривала она.
— А стоят ли ваши камни того, что за ними последует?
— Да что ты к человеку пристала, Христина, пусть ищет чего хочет, не твое это дело… — вмешалась мать.
Христина жестко ответила:
— Погоди, дай только приискателям прийти — увидишь, как лесные пожары все небо закроют. Тут папиросу бросят, там костер не погасят, запылает лес, а им наплевать…
Мать, продолжая свой спор с дочерью, начатый, наверно, давным-давно, гневливо сказала:
— Да пропади он пропадом! Может, хоть тогда тебя из него вытащу. Девка на выданье, а сидит в лесу. Ни кино тебе, ни театров. Двадцать лет меня мамой кличешь, а когда меня бабушкой величать станут?
Должно быть, у нее сильно накипело на сердце, если она заговорила о самом сокровенном при чужом человеке. Нестеров попытался перевести разговор в шутку.
— А сами-то вы, Мария Семеновна, в театрах бывали?
— Зачем они мне? — все так же сердито ответила мать. — Это я о ней хлопочу.
— Напрасные хлопоты, — усмехнулась Христина. — Не всем за камнями ходить, надо кому-то и настоящим делом заниматься! Вон в Древней Греции только тот получал звание гражданина, кто дерево посадил. Дереву сто лет расти надо, а целый лес в минуту погубить можно…
Нестерову вдруг захотелось убедить ее, что и его работа заслуживает такого же уважения. Никогда еще не было у него подобного пропагандистского увлечения. С Палеховым или Варей он говорил по существу дела, как и можно говорить с геологами. С Саламатовым приходилось иногда пускаться в подробности, но секретарь и сам превосходно сознавал значение того занятия, которому Нестеров посвятил себя. Здесь же он выступал именно как бескорыстный пропагандист, больше всего заботясь о доходчивости своих слов, как будто от того, поддастся ли девушка его доводам, что-то зависело.