— Хорош угол, — с обидой сказал Саламатов. — В этом углу вся Бельгия со Швейцарией поместятся, да еще останется кусочек для княжества Люксембургского… Когда же начнешь?
— Как можно скорее.
— Зима наступает. Ты забыл об этом?
— Но ведь зимой война не прекращается?
— Война-то не прекращается…
Они помолчали, и каждый подумал о войне так, как представлял ее себе. Саламатов увидел в призрачной дымке огромные поля сражений, где сходились в атаке танковые колонны, сотрясая землю тяжелой поступью, а Нестеров увидел рыбацкую слободку с сожженными домиками и подумал о том, покинул его батальон Зеленый переулок или все еще держит в руках, не пуская немцев к Волге.
Неожиданно для себя он сказал Саламатову.
— Привет тебе от генерал-майора Бушуева.
— От Бушуева? От Миши Бушуева?
Нестеров рассмеялся: так странно показалось ему, что генерала, которому Комитет Обороны поручил один из ответственных постов по вооружению армии, которого Главная ставка направляла в самые тяжелые дни на главные участки фронта, можно называть Мишей. Но Саламатов горел от нетерпения. Он жаждал подробностей о нем, а Нестеров их не знал: женат ли генерал, есть ли у него дети и сколько у него орденов?
Досадуя, что Сергей так мало знает о его старинном друге, Саламатов сам стал рассказывать о нем. Бушуев был в гражданскую самым смелым бойцом в его отряде, солдатом с выдумкой, с лихостью, который делает все, что приказано командиром, да еще чуть-чуть побольше. Потом он учился на курсах красных командиров, затем служил в армии; иногда они встречались друг с другом. Последние же годы Бушуев ведал вопросами артиллерийского вооружения и служил военпредом на крупнейшем артиллерийском заводе.
— Так вот он где теперь! Хорошо идет! — восхищенно воскликнул Саламатов и даже с некоторой грустью оглядел свой неприхотливый кабинет. Потом, покачав головой, сказал: — А и наше дело тоже нужное. Так ведь, Сергей?
Это Нестеров мог подтвердить. Он хотел бы для своего друга самых ответственных постов, зная, что тот справится с любыми сложными делами. И от всей души сказал:
— Ничего, Игнатий Петрович, мы еще будем перестраивать мир!
— А что же, думаешь, я напрасно английский учу? — с усмешкой сказал Саламатов и пристально посмотрел на него. — Мне еще пятидесяти нет, а вон в Англии, — подмигнул он, — только после пятидесяти начинают всерьез заниматься государственными делами.
Подошел к карте Красногорского района, висевшей над витринами, посмотрел на нее испытующе и сказал:
— Вот проведем сюда железную дорогу, откроем все девяносто — или сколько их там? — элементов менделеевской таблицы, начнем их разработку, построим еще не один город в тайге — и можно мне будет умирать спокойно. Памятник мне, конечно, не поставят, но думается люди вспоминать будут добром, как тебе кажется, Сергей?