— Дядь Коть, возьми меня с собой!
— Молод еще, — не оборачиваясь, ответил Костя. — Вот следующей весной, если закончишь школу без троек…
Ленькины глаза помутнели от обиды. Условие было невыполнимым для закоренелого троечника. И вдруг приснилось Варнакову, что он поднимается на перевал вместе с племянником. И полегчало на несколько дней.
Я знал, что Костя любит своего племянника как младшего брата. И Ленька, выросший без отца, всю свою тягу к взрослому мужчине отдал деду и «дяде Коте». Разница в их возрасте была всего-то лет в десять, потому и дядей Ленька называл Костю шутя.
Когда я услышал, что Варнаков берет с собой в горы племянника, мне стало немного не по себе. Я встретился с ним перед маршрутом, еще не задал ни одного вопроса, а он стал жаловаться и оправдываться, что мать с сестрой пристали: своди да своди в горы. Ленька и самовольно может уйти, если захочет — разве в горах у него может быть друг надежней родного дядьки?
Я кивал, соглашался, исподтишка заглядывая в его глаза. Не страх был в них, там мельтешил ужас. Костя смотрел мимо и еще отчаянней доказывал мне, что не мог не согласился взять племянника. Я же опять не имел ни времени, ни желания идти с ними и молчал, с жутковатым любопытством ожидая развязки. Дома открыл наугад настольную книгу и прочитал: «Грех она лишь один совершила, а после зло одно новым злом исправляла!» «О Медее? Или обо мне? Или о Варнакове?» — подумал с неприятным предчувствием, откладывая книгу в сторону.
* * *
Вдалеке ненавязчиво рокотала река, робко попискивали комары над головой. Дождь то тарабанил по тенту, то стихал. Мокрый ветер цеплялся за вершины промозглых елей. Варнаков наглухо застегнул вход в палатку, смакуя миг, когда ляжет и радостно уснет, как всегда засыпал в горах на пути к Массиву.
За палаткой слышны были потрескивание костра, смех, бренчание гитары. Это плотогоны расположились рядом. Два раза они подходили и приглашали к своему костру, но Костя, надеясь уснуть, отказался.
Ленька тоже не пошел, пока он был образцово дисциплинирован.
— Спишь?
— Не спится. Комары пищат, — пробубнил племянник и выбрался из спального мешка.
— Сходи к плотогонам, — добродушно разрешил Варнаков. И добавил строже: — Но в четыре подъем. Завтра весь день ишачить.
Ленька покладисто вздохнул, стал натягивать ботинки. Палатка содрогалась от его неловких движений. По воплям и хохоту у костра Варнаков понял, что племянника приняли в компанию без проволочек.
Но уснуть ему не удавалось: мешали плотогоны. Кто-то бубнил, неинтересно рассказывая известные горные байки Дождь все так же постукивал по тенту мелкими зарядами. Совсем рядом прочавкали чьи-то ботинки, задели растяжку, палатка дернулась.