— Не тот молодняк пошел! — вздохнул Блуднов.
— Молодняк — он всегда молодняк, — возразил Федор. — Это мы стареем.
— Не скажи! Ведь мы когда-то семеро разом сошлись. А тут годами замену себе не можем подыскать. Мы ради дела ни о зарплате, ни о карьере не думали. Теперь вымираем, как мамонты!
Хуже! Из троих живых — один предатель.
— Из четверых, — поправил Федор, — Кельсия никто мертвым не видел.
Блуднов раздраженно засопел. Потом стукнул костылями по доскам настила и вдруг раскричался:
— А я говорю, Кеша погиб, и погиб достойно. Я это знаю. Такие как он изменниками не бывают…
— Что орешь-то? — оборвал его Федор. — У меня и мысли не было про измену. Мало ли что может случиться в наше время.
— Это я так, — смущенно притих Блуднов. — Про Упыря все думаю. Был в городе, узнал, что он опять возле Управления крутится. Фирму организовал. Прав был Тунгус: безнаказанность — большое искушение. И искушение идет от нас с тобой, значит, наш грех. Страшный грех, Федька, — Игорь бросил на друга испытующий взгляд. — С меня что взять — калека. А ты теперь свободен как ветер.
С тебя и спросится… Поднимется трава, начнутся дожди, соберем все, что можем, бери мою мелкашку и езжай… Убей его! Это наш долг, не только перед ним, — кивнул на Байкал, — перед памятью всех погибших и твоей жены тоже. Она была настоящей… — Блуднов помолчал, подыскивая сравнение, пошлепал безгубым ртом: — Царевной среди разбойников.
Федор опустил глаза к настилу и ничего не ответил. Жена его действительно была светлой царевной. Почему-то все считали, что досталась она ему не по чину, но его это не обижало. У них были другие проблемы. Все так, но зачем же ее поминать вместе с Упырем? Между ними ничего общего не было.
Федор молчал. Он вообще был молчуном и хорошо знал о манере Блуднова вызнавать не выспрашиванием, а собственной болтовней.
— Опана! Смотри! — указал он костылем вдаль.
На белой равнине в полукилометре от берега разорвало лед. Трещина быстро увеличивалась. Уже видна была рябь на черной оживающей воде.
— Не часто удается увидеть это… Ну вот, новые времена — новые заботы! Скоро припрутся туристы, — забрюзжал Блуднов. — Меня уже осчастливили две недели назад. Романтики слюнявые.
Еще снег по низинам. Смотрю — дымок. Заполз на гору, глядь в бинокль: сидят у огонька, с березок бересту пообдирали, пьют, курят, девок тискают — все, как у них принято. — Безгубый рот лесоинспектора скривился в презрительной усмешке, азартно застучал по доскам настила костыль. — А один, мордастенький такой, все поплевывает. Ну, прямо, шага не может ступить, чтобы не плюнуть на землю. Другой, шнурок, все курит и курит, а окурки раскидывает по сторонам. Да ловко так.