Для того чтобы не замечать всего этого, нужна была молодость, а она у них была: два диплома, юность, иллюзии и ожидания, которые зрелому человеку в трезвом рассудке показались бы абсурдом.
Потрясенная, замороченная ли малопонятной романтикой незнакомого, сурового мира, она захотела остаться. Они с Федором провели свою первую ночь на неуютном таежном кордоне с обшарпанными стенами и опять были потрясены открывшимся им миром близости. Эта часть их жизни, к счастью, никогда не разочаровывала: все оставшиеся годы им было хорошо вдвоем и в односпальном мешке, и на раскладушке, и на широкой супружеской кровати, которую Федор смастерил сам…
На нижней полке что-то приглушенно выговаривал обиженный старик, жавшийся в угол, к окну.
Дальнобойщик ворчливо потчевал его копченостями.
— Сок пей! — шуршал пакетами. — Водочку отпил. Не проси!
— Да уж мне-то все одно! — вздыхал старик.
— Зато мне не все равно! — ворчал сын. — Парализует, а я с тобой возись. Делать моей жене и детям больше нехрен: дерьмо из-под тебя выгребать.
— Не чужие! — пытался оправдываться старик.
— Что ты раньше об этом не думал? Пока всяким шлюхам трусы стирал, родные внуки выросли, первый раз деда увидят.
— Эх-эх… — обиженно вздыхал старик. — Зря ты так. Тоже ведь старым будешь. Еще не известно, как тебе…
— Да как бы ни было. Я тридцать лет на свою семью горбачусь, а не пристраиваю яйца по чужим дворам…
— Я ведь родил тебя! — жуя и чмокая, возразил старик.
— Ты родил? — взъярился мордастый. — Поимел полчаса удовольствия, а я пятьдесят лет расхлебываюсь. Родил он… От алиментов бегал по стройкам. И угораздило же матери с тобой расписаться. Все равно одиночкой прожила… Эй, кержак! — обратился к лежавшему на полке напротив Федора. — Не спишь? Может, выпьешь? Элитная водка…Тогда соку попей, закуси.
Грудинку вам можно? Пасха вроде прошла…
Краем глаза Федор увидел, как с полки спустился длиннобородый, светлоглазый мужчина лет сорока со здоровым лицом и юношеским румянцем на щеках.
— Это уже лучше! — радостно засуетился мордастый. — У меня и разовая посуда есть. Вы, говорят, из чужой не едите. Подкрепись. Тебе от Тайшета сколько еще добираться?
— Сперва на автобусе, потом на лошадях. В общем, дня три-четыре, — ответил бородач чистым, приветливым голосом.
— Вот ты человек верующий, — встрепенулся старик, — скажи-ка ему, можно ли с отцом так разговаривать? Что об этом в ваших книгах написано?
— Мы по-другому живем, — уклончиво ответил бородач. — У нас ни детей не бросают, ни стариков.
— У вас там что, деревня, скит? — спросил дальнобойщик.