На подземке легкой работы нет, но проходка ствола, да еще сверху вниз, — особенно тяжела, каждый человек на счету. В сменах не хватало по человеку. Славка обещал съездить в отгулы в какой-то поселок, к черту на кулички, там у него корешок — всем проходчикам проходчик. Обещал переманить. И действительно, в середине заезда на шурфы явился рыжий невысокий, худощавый парень. Чуть сутулясь, прошелся по пыльной дороге вдоль бараков: лакированные туфли, рубаха нараспашку, улыбался, показывая гребенку фикс. Рондоль, — пояснил потом, — почти золото!
Мишка Лаптев, взглянув на приезжего и скис: по виду зек, а они надрываться не любят.
— От Славки, что ли? — спросил хмуро.
— От Бича, — закивал проходчик. — Генка по ксиве, а погоняло — Хасан!
Мишка почесал затылок и сплюнул от досады.
— Славка тебе хоть говорил, что у нас пахать надо?
Улыбка сошла с лица Хасана.
— Ты чо, бугор, не слышал про меня? Степногорск, Бартогай, Акбокай…
С Хвостом и с Колей Авдеевым работал в «Алтайзолото». Да меня все старые проходчики знают.
— Постой! — повеселел бригадир. — В Акбокае у Лехи в бригаде был?
— Конечно, с ним на пару меня и накрыло…
— Так ты тот самый татарин?
— Конечно, я — Хасан! Мишка Лаптев уже хохотал, вспоминая общих знакомых.
Позже на буровых сочинили много анекдотов про Хасана. Говорили, будто в первый день кладовщица не выдала ему сапоги, так он полез в забой в лакированных туфлях: мол, и босиком за смену два плана дам, кто на спор?
Трепались, будто он уморил напарника, сидевшего за кэша. Врали, конечно.
В звене у Лаптева мужики крепкие. Впрочем… Кто знает, что творится у этих кротов? Рассказывали, будто хасановский напарник ночью разбудил бригадира, потребовал, чтобы его, за вредность, досрочно сменили и отоварили молоком по спецталонам. Молоко в партию не привозили, и талоны отоваривали сигаретами.
— Может быть, тебе еще орден Трудовой Славы? — возмутился спросонья бригадир.
— Иди, поработай с новенькими, запросишь орден, — заскулил проходчик.
Сочиняли, будто Хасан вылез из шурфа с позеленевшими фиксами: внизу-то сыро. Этот слух новый проходчик не принимал и возмущался — фиксы не бронзовые, а рондолевые.
Фокинский шурф жил своей обособленной жизнью. Паша стал привыкать к тому, что там всегда все в порядке, хотя не нравилась ему эта бригада. Никто не сомневался, что норму полумесяца они выполнили, но маркшейдер измерил погонные метры и одного не хватило. Так уж получилось: по сантиметру, по дециметру фокинские округляли план, пока рулетка не показала цифру, не поддающуюся округлению. Если другая смена не перекроет отставание и не выпросит округлить проходку — плакала премия за месяц. Так, строжась, сказал бригадир Фокин.