А Лаптев пошел в гору: три смены — отпалка. И так весь заезд. Дня полтора оставалось до приезда звена Хвостова — Лаптев со своими проходчиками сделал норму по стволу.
Дед ворчал и подначивал: сделали план — хватит! По домам. Шульц рыскал по шоферскому бараку в поселке, договаривался, чтобы привезли водки на веселый отъезд. Чебурек, недоспав, и томясь бездельем, напоил какой-то дрянью кота, прижившегося у вагончиков. Тот озверел, стал бросаться на бригадира. Лаптев, не понимая, что случилось с котом, бегал вокруг бытовки, отмахивался кочергой, кричал на всю площадку, непонятно у кого спрашивая: «Спятил, что ли? Пшел, зараза!»
Увидев хохочущего Чебурека, он обиделся, почувствовав прилив благородной рабочей злости, орал и ругался — даже Игорю досталось. Потом полез в шурф. Шульц спустился за ним. Хасан, сверкая начищенными для отгулов челюстями, сел в кабину шурфового крана.
Дед выглядывал из вагончика, причитал в голос:
— Ну, и послал же бог напарничков: что ни дурак, то ударник труда…
Он уже основательно помылся и ждал вахтовку со сменой, а эти — на тебе — опять в шурф.
Коля-старатель перестал храпеть, поворочался, высунул из-под одеяла разлохматившуюся голову:
— Чего блеешь? Мешаешь отдыхать.
Дед притих, заворчал под нос: сделали свое, чего еще надо?
Пришлось ему снова идти в ночь со Старателем, смена не приехала. И опять он ругал напарника: хоть бы курящий попался, а то грузит и грузит без передышки. Только задремлешь — сигнал к подъему. Не везло Деду в заезде.
К пяти утра стало совсем тошно. Забой очистили — самое время поспать, но напарник все испортил: спросил сколько времени? Дед возьми и скажи. А он — у-у! Еще обурить успеем!
Дед плюнул в сердцах: надо же такое!
Дневной смене пора было вставать. И в это время прогрохотал взрыв.
Лаптев потянулся, зевая.
— Старатель палит. Молодец! Я думал, хорошо, если забой за ночь зачистит.
Шульц сбросил одеяло, сел, свесив на пол белые волосатые ноги, сказал, часто мигая:
— Дед опять от бурения отвертелся. Везучий, зараза.
Хасан, кашляя, рассмеялся, замотал головой:
— Не я буду, Шнапс! Ляжем костьми, но выскребем забой?! Вот у Деда рожа будет — кино не надо. Ему придется бурить.
Шульц представил, какое лицо будет у проходчика и расхохотался.
Дело предлагал татарин.
Обед. Из вахтовки выгрузили пластмассовые цилиндры термосов.
Заспанные лица ночных смен, чумазые и потные — дневных. Старатель расправился с борщом и котлетой, прихлебывал прохладный компот и просматривал старые газеты. Накануне их привезли из красного уголка в поселке.
Чуть утихла дробь ложек по мискам, кто-то уже раскурил сигарету.