Об этом в нашей семье говорилось частенько. Вообще-то, отец не любил многословия, но на эту тему мог толковать часами.
Может быть, поэтому и я сейчас с особым чувством приподнятости и гордости шагал рядом с отцом. Ни разу еще не взваливала судьба на мои плечи тех испытаний, какие выпали на долю отца. И не прошел я его рабочей закалки. Но то ли сам заводской воздух был особенным или трудовая закваска передалась по наследству, только захотелось мне встать сейчас в один ряд с рабочими людьми, чтобы жить их заботами и радостями, ранним утром подниматься по стремительному звонку будильника и, торопливо позавтракав, шагать к проходной, все ближе чувствуя плечи товарищей.
Заводские корпуса, казалось, дышали. И мне подумалось, что все эти серые, неприметные с виду здания на самом деле живые существа. В них бьется неугомонный пульс жизни. Зародившись однажды, этот пульс не замирает ни на минуту.
Со двора мы прошли в инструментальный цех. Все, кто попадался нам на пути, встречаясь с отцом, приветливо здоровались с ним, а некоторые даже останавливались, чтобы переброситься одним-двумя словами.
— Со сменой пришел, Назар Павлович? Одобряю. Мечтаешь передать рабочую эстафету. Так, что ли?
Мне было приятно смотреть на товарищей отца. К сердцу приливало теплое чувство, и я проникался все большим уважением к этим людям в рабочих блузах, своим искусством создающих тонкие и умные машины. Обернувшись, я посмотрел на Бориса. Он тоже был взволнован. Мы подошли к старому верстаку с укрепленными на нем изношенными и выщербленными во многих местах тисками. Отец положил руку на старые тиски.
— Эти тиски, — с особой торжественностью сказал он, — передал мне по наследству отец. Теперь они навечно оставлены здесь. Как памятник. Из уважения к труду рабочего, к труду моего отца, а твоего деда. Вот и табличка об этом есть.
Я наклонился и прочитал: «На этом рабочем месте двадцать лет трудился лучший слесарь нашего завода Павел Николаевич Нартиков, павший в годы Великой Отечественной войны в бою с фашистами смертью героя».
Старые тиски заинтересовали нас. Не оторвешься. А мне не терпелось поскорее увидеть станок, на котором теперь работал отец. Я даже пытался угадать, где он расположен. Но по всему цеху в несколько линий тянулись вереницы сверкающих отделкой станков, и я только успевал поворачиваться, чтобы разглядеть хотя бы некоторые из них. Умоляющим взглядом смотрел на отца: «Где же? Покажи». Наконец мы остановились. И отец сказал:
— Вот полюбуйтесь. Мой станок. Неразлучный товарищ. Без него я какой же токарь? Потому и ласкаю, как дитя малое.