Как бы то ни было, но уже на следующей перемене разразился скандал. Бегала по коридорам взволнованная Ольга Федоровна, то в один, то в другой класс заглядывала старшая пионервожатая. Искали Оськина. Когда его наконец нашли, оказалось, что он сидел в пустом спортивном зале и, уткнувшись носом в оконное стекло, смотрел на шоссе, по которому один за другим проносились спешившие на ближайшую стройку самосвалы.
— Оськин! — в сердцах крикнула Ольга Федоровна. — Горе мое, что ты тут делаешь?
Оськин оторвался от окна и спокойно ответил:
— За полчаса двадцать самосвалов с цементом прошло. А обратно идут все пустые. Непроизводительный труд!
— Оськин! — всплеснула руками Ольга Федоровна. — Разве ты затем в школу пришел, чтоб самосвалы считать? Ведь этим можно заняться и на улице! А в школе…
Но Оськин не дал ей договорить. Он медленно побрел к двери со словами:
— На улице! Если вы хотите, я могу и на улице. Я как-то сразу и не догадался.
Ольга Федоровна схватила его за рукав и потащила в учительскую. Оськин не сопротивлялся. На вопрос директора, почему он ушел из класса, невозмутимо ответил:
— Скучно.
— Разве ты все знаешь, что рассказывал учитель? Или ты считаешь науку для себя бесполезной? Тогда зачем ты пришел в школу?
Из всей этой речи Оськин запомнил только первую фразу и ответил:
— Знаю.
Федор Лукич, услышав этот ответ, так и подпрыгнул на стуле:
— Знаешь? Ты знаешь, что я рассказывал на уроке?
— Знаю, — упорствовал Оськин.
— А ну повтори!
Оськин, глядя в потолок, слово в слово повторил всю первую часть урока.
— А дальше?
— Дальше я ушел. Скучно стало.
Федора Лукича трудно было удивить, но тут он удивился.
— Послушай, Оськин, — сказал он. — У тебя же хорошая память. Что же ты дурака валяешь? Ведь с твоей памятью прямая дорога в академики.
— Скучно, — протянул Оськин.
Так от него ничего и не добились.
Зато на мне чудачества Оськина отразились самым непосредственным образом. В учительской было принято решение переизбрать старосту класса. Ольга Федоровна утверждала, что она ничего не может поделать, когда староста не поддерживает ее, когда ей не на кого опереться в классе. И когда речь зашла о кандидатуре нового старосты, тут Нинка и сыграла коварную роль. Она назвала меня.
Кандидатуру дружно поддержали. Даже Света сказала, жеманно поводя плечами:
— Конечно, я не гожусь в старосты. Никто меня не хочет слушать. Каждый кричит свое. И получается, как в басне, не помню уж чьей, когда лебедь рвется в облака, рак пятится назад, а щука лезет еще куда-то. А у Сережи авторитет. Он и ударить может в случае чего.