— Неудобно вроде.
— Чего неудобно? Неудобно штаны через голову надевать. Это мой папа всегда так говорил. Ты не пробовал?
Я не ответил.
— Ну, пойдешь, что ли? — тормошила меня Тамара.
Я подумал: сами с Борькой заварили кашу, а теперь… Но все же пошел.
К моему удивлению, у Надежды Михайловны собралось уже больше половины класса. И ребята все подходили и подходили.
— Вы извините меня, — улыбаясь, говорила Надежда Михайловна. — За беспорядок, за хаос. Вот взялась разбирать старые отцовские письма. Захотелось с ним посоветоваться. В трудную минуту у меня всегда так бывает. Тянет с кем-нибудь посоветоваться. А ближе отца у меня никого не было. К тому же он тоже учителем был.
«Вот она откуда, улица-то, — мелькнула догадка. — Улица Учителя Богданова. Отца Надежды Михайловны». Я хотел спросить, как ее отца звали. Но вовремя остановил себя: «Чудак! Михайловна. Ясно: Михаил».
— Да вы садитесь, садитесь, кто где устроится, — говорила между тем Надежда Михайловна. — Уж и не знаю, чем вас и угостить. Так неожиданно… Пришли вдруг. Значит, обиды не помните.
— Уж вы нас простите, Надежда Михайловна, — сказала за всех Тамара. — По глупости мы с урока-то…
— Ладно, ладно, — замахала руками Надежда Михайловна. — Вот ведь пришли, почти все… Значит, поняли. Добрые чувства вас привели. Мне отец часто толковал про добрые чувства. Говорил: между учителем и учениками обязательно должны установиться такие отношения, когда они не могут жить друг без друга.
Мы бесцеремонно разглядывали комнату. Всюду: на столе, на диване, на кровати — лежали письма.
— Это от отца, — пояснила Надежда Михайловна. — Вот тут маме с фронта. Меня тогда еще не было. А тут уже мне, когда я в Ленинграде в институте училась. А это копии. Это он своим бывшим ученикам писал. Я уже разыскала их и копии сняла. Вот теперь читаю и набираюсь мужества. Ведь с вами без этого нельзя. Отец меня предупреждал. Но, видно, по наследству передалась мне любовь к школе. Мама у меня рано умерла. А отец часто меня маленькую в школу водил. Как пойдем вечером гулять, так и зайдем. Я, бывало, сяду за парту и не видать меня. А все время твердила: учительницей буду. А когда пришла пора в институт поступать, струсила. Я ведь сначала в архитектурный поступила. А потом со второго курса ушла. В педагогический. Поняла: не смогу без школы.
Ребята сидели примолкшие, слушали внимательно, так и ловили каждое слово. И Надежда Михайловна вслух подумала:
— Вот бы на уроке так: А то ведь вроде интересно рассказываешь, а вертятся, друг с другом переговариваются.
— Будем на уроках слушать, Надежда Михайловна, — не утерпела, выпалила Тамара. — Честное комсомольское.