— Что вы имеете в виду? — Кейн захлопал глазами, словно наивная воспитанница пансиона.
— Я имею в виду похороны, — пояснила девушка, еще более серьезно, чем это было возможно.
— О Господи, — вполне к месту воскликнул Патрик, — нет, я имел в виду другое. Здесь мы можем обвенчаться прямо сейчас.
— Месье Кейн, — тут Валентина тяжело вздохнула, — я уже сто раз вам говорила…
— Да, я помню. Вы говорили, что подумаете. И что вы надумали?
— Ничего. Я не хочу выходить за вас замуж, месье Кейн. И никогда не хотела. Вот так. Ясно это вам?
— Но… но почему же тогда вы говорили, что подумаете?
— Чтобы вы не слишком расстраивались. Ведь это дает хоть какую-то надежду.
— Понятно. Такое легкое, необременительное обещание, ни к чему не обязывающее, чтобы продолжать морочить голову, но не оттолкнуть окончательно, — скрипнул зубами Патрик, — у вас это хорошо получается, мисс Лефевр. Только вам следует понять, что не со всеми можно так поступать.
— Вы мне угрожаете? — ахнула Валентина, — да как вы смеете говорить такое одинокой, несчастной и беззащитной девушке?
— На эту удочку вы меня уже не поймаете.
— Ах, так, — тут девушка резко развернулась, — в таком случае, месье Кейн, считайте, что мы с вами более незнакомы. Да, кстати, назовите сумму, в которую обошелся вам мой билет, я вам ее верну.
— Не глупите, мисс Лефевр, вам некуда идти и вы это знаете лучше, чем я.
Презрительно фыркнув, она удалилась.
Выходка Кейна немало возмутила ее. Вот, как он запел! А раньше казался тихим, робким и несмелым. Оказывается, это только видимость, а на самом деле он — наглец, каких мало. Да Рэдклифф по сравнению с ним — несмышленый младенец.
Размышляя об этом, Валентина едва не налетела на троих пассажиров, также прогуливающихся по палубе. Одним из них был мужчина лет сорока, две других дамы. Одна — лет тридцати с хвостиком, а вторая лет шестнадцати. Совсем молоденькая, худенькая девушка с миловидным личиком.
— О, — вскрикнула Валентина, — прошу прощения.
— Ничего страшного, — улыбнувшись, сказала женщина, — со всеми может случиться.
Она и ее спутник с удовольствием разглядывали Валентину, а их спутница смотрела скорее оценивающе, что было вполне понятно. Ведь Валентина была почти ее ровесницей, а стало быть вероятной соперницей.
Однако, Валентина обратила внимание совсем на другое. Впервые за достаточно долгое время она услышала родную речь и воспрянула духом.
— Простите меня, пожалуйста, — нерешительно заметила она, — вы французы?
Женщина и мужчина весело рассмеялись.
— Да, вы правы, мы французы, мадемуазель, — ответил мужчина.