Фабиан поднялся по лестнице на второй этаж, заглянул в комнату Матильды и поразился, как много она сделала, чтобы навести у себя порядок. На стенах висели афиши «Grease», «Highschool Musical» и «Dirty Dancing», а на книжной полке стояли ее книги и множество маленьких пластмассовых безделушек, которые она собирала. Письменный стол с пеналами и ластиками был готов к началу учебного года в августе. Кровать была заправлена, а на потолок она повесила свой знак зодиака, Рыбы, со светящимися звездами.
Не хватало только самой Матильды. Он заглянул в спальню, но и там никого не было. Переодевшись в сухую одежду, постучал в дверь Теодора, но никакой реакции не последовало. Но открыв дверь и заглянув в комнату, он увидел, что сын почти неподвижно лежит на животе в своей кровати, и откуда-то доносится шипение.
– Тео? Эй? Тео, ты меня слышишь? – спросил он, не слишком повышая голос, но сын по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. – Привет?! Теодор?! – он подошел к кровати и положил руку на плечо Теодора. Тот резко обернулся и вынул из уха наушник.
Gripping your pillow tight[15]
– Тебе чего?
– Ты не слышал, как я тебя звал?
– Нет.
Exit light[16]
Тео пожал плечами и вставил наушник обратно в ухо. Фабиан опять его вытащил, а вслед за ним и второй.
Enter night[17]
– Что тебе надо?
– Где все?
– Откуда я знаю?
Take my hand[18]
Нельзя сказать, что Фабиан не был готов к трудностям переходного возраста. Он просто ожидал больше криков, конфликтов, хлопающих дверей и поздних возвращений домой. Эта тишина – нечто совсем иное, и он понятия не имел, как ему с этим быть.
We’re off to never never-land[19]
– Послушай… Как у тебя дела… на самом деле?
Теодор вздохнул и поставил музыку на паузу.
– Ты скучаешь по своим стокгольмским приятелям? Я могу понять, если это то, что тебе…
– Какие приятели?
– Ну, не знаю. Те, с кем ты обычно играл.
Теодор закатил глаза.
– Или тусовался, или как там у вас это называется? – продолжил Фабиан и почувствовал себя слепым канатоходцем. – Но у тебя здесь появятся новые друзья. Ну, может быть, не именно здесь. Ясно, что ты должен выйти из этой комнаты, пойти на улицу и… Пойти на улицу и…
– Ты все сказал?
Фабиан кивнул и понял, что на такого отца, как он, нельзя, наверное, реагировать иначе, чем в стиле Теодора. Он вышел из комнаты, невольно испытывая определенное облегчение.
Соню он нашел в мастерской. Она писала новую большую картину, нанося на холст широкие агрессивные мазки. Он задержал на ней взгляд, хорошо зная, что ей не нравится, когда за ней наблюдают во время работы. Но он любил это и считал, что именно так она лучше всего выглядит – без косметики, со следами краски на лице и этой полной сосредоточенностью, которая отсекала все окружающее.