Федос достал баклажку с самогоном.
– Лекарствие, – сказал он и подмигнул.
Они с Нестором сделали по глотку и пустили баклажку по кругу. Хлопцы гутарили, обменивались впечатлениями. Среди появившихся с Щусем парней кроме Сашка Калашника был и Сёмка Каретников, отчаянный черногвардеец, несколько хлопцев из гуляйпольского анархистского воинства и еще Алёшка Чубенко – из новеньких, крепенький, востроглазый, односельчанин Щуся. К отряду пристал недавно, но числился не то заместителем Федоса, не то начальником разведки, потому что был грамотным: церковно-приходскую окончил и даже на каких-то курсах полгода учился…
– А мы тут настоящого гетьманского хорунжого прихватили, – похвастался Щусь. – По плавням шастал.
Хлопцы Щуся подвели к кострищу Семёнова-Турского. Его форма была изорвана и испачкана кровью, лицо разбито, руки связаны. Один глаз заплыл.
– Но така ж зараза! Били его, били! А он, гад, молчит!
– Это ж Семёнов-Турский, – ухмыльнулся Махно. – Наш… Розвяжите!..
– Не узнал! – удивился Щусь.
– Сперва излупили до полусмерти, а потом стали допрос сымать, – пробурчал Семёнов-Турскпий. – «Не узнал».
– Так говоришь, Константин, ничего им не сказал? – спросил Нестор.
– А откуда я знал, кто они, за кого? – отвечал бывший прапорщик, с трудом раздвигая запекшиеся в крови губы и обнаруживая отсутствие переднего зуба.
– А били, смотрю, как следует… Ты ж Федоса хорошо знаешь. И других тоже. Чего ж молчал?
– Не успел. Они для начала какой-то дубиной по голове огрели.
– А говорил, Константин, шо ты не анархист, – заключил довольный Махно. – Ты как есть анархист. Настоящий!.. Ничего, главное – голова цела! А зуб тебе Щусь новый вставит, как только власть возьмем. Золотой!.. Налейте ему як следует!
Чуть позже Нестор и Щусь отошли в сторону, от всех подальше.
– Такое дело, Нестор… Надо бы нам вместе действовать. Сообча мы бы добре оккупантам та гетьману перцем зад натерли! – сказал Федос.
Морячок даже за время жизни в плавнях сохранил свою фатоватость и привычку любоваться собой, своим «боевым видом». На нем была матросская бескозырка с вылинявшей надписью «..анн зла…ст». Нестор помнил: когда-то на ней хорошо читалось «Иоанн Златоустъ». Длинные вьющиеся волосы никак не соответствовали бескозырке. Гусарский парадный доломанчик со шнурами, необъятные, уже порванные морские клеши. Офицерская двойная кожаная амуниция, на которой висели всевозможные гранаты, револьверы, пистолеты, бинокль, а сбоку еще и сабля. Настоящий ходячий арсенал.
В десяти шагах от костра было уже темно. На деревья падали мечущиеся отсветы: хлопцы гомонили, переходили с места на место, махали руками, перебивая друг друга. Во всем этом было что-то нереальное. Театр.