Шомпер осторожно просунул в дверь всклокоченную голову:
– Слушай, Нестор, а ты не боишься? Может, они решат из тебя завтра сделать коммунистического человека? Своим методом. Ну, методом расстрела.
Махно усмехнулся:
– Ну, не завтра, это точно. Я им зачем-то нужный. Разве шо малость погодя… А может, до чего-то и доторгуемся.
– Ну-ну! – покачал головой Шомпер.
Вождь новой России был озабочен. Кивком поздоровался. И, как бы принимая во внимание уже известное ему о Несторе Махно от Свердлова, тихо сказал:
– У вас большое семейное горе. Очень сочувствую… Да, беды навалились на всех нас. Что поделаешь! Нашу революцию мировая буржуазия встретила в штыки. Это естественно. Но мы устоим!..
Махно молчал. Ленин ему нравился. Мощный человек. Как он сразу перевел гибель его братьев на мировой масштаб! И стул ему предложил, а не кресло. Это тоже Нестору понравилось: соображает.
Походив по кабинету мелкими шажками, вождь и сам уселся на стул напротив. Маленький, чуть выше Махно, складный, крепкий. В глазах и хитринка, и усмешка, и злость. Вот только тоже, как и Свердлов, рассматривал его в упор, щуря глаза. Строгий. Но он, Махно, строгих за свою жизнь вдоволь навидался.
– Так что вас привело в Москву? – перешел к делу глава большевиков.
Свердлов был здесь же, неподалеку, в своей комиссарской коже. Какая любовь вдруг выявилась у совершенно штатских в прошлом, незаметных людей к кожаной форме! Уже в годы Первой мировой она стала отличительным признаком новой и высшей военной касты, летчиков, шоферов, мотоциклистов, вообще людей техники, моторов и скорости. Свердлов застыл, прислонясь спиной к стене, как к печке, и уже не расстреливал Махно своим взглядом, а со скептической улыбкой глядел чуть в сторону, явно испытывая торжество охотника, добывшего редкий трофей.
– Как жыть? – спросил Махно. Он невольно приподнялся со стула. Больно серьезный был вопрос. – Неправильно все идет! Революция… она должна была счастье трудящим принести, а шо получается?
– Сидите, сидите! – Ленин движением руки усадил его.
– Селяне у меня спрашивают, а я у вас хочу спросить: как жить? Все как-то неладно выходит. Боком! – наступал Махно.
Память о совсем недавней собственной семейной трагедии еще жила в нем, не отпускала. Но Ленин вроде бы и без того понимал его беду, хоть и не всю. О пропавшей молодой жене, о пропавшем сыне разве расскажешь? И, заглушая душевную боль, Нестор продолжил, не дожидаясь ответа:
– Мы думали, коммунисты-большевики нам лучшие друзья. А они нас, как могут, подавляють. Где ж она… ну, где на свете… – Нестор не находил подходящего слова.