У старика были зоркие глаза.
Оттеснив всех, матросы понесли его на руках от вокзала до «Астории». Было очень неудобно и неловко. Слетели калоши, исчезла шляпа.
Чуть позже Петр Алексеевич видел, как те же матросики, вкупе с солдатами в шинелях с оборванными пуговицами и хлястиками, расстреливали или поднимали на штыки офицеров и просто тех, кто им чем-то не понравился.
Он перебрался в Москву, казавшуюся ему спокойной и благополучной. Грезилась ему почему-то Англия, зеленая, ухоженная, даже несмотря на войну, думалось о тред-юнионах, медленно, но уверенно, без потрясений завоевывавших социальные блага для рабочих. Он стал писать именно об этом, об английских профсоюзах и кооперативах, как бы не замечая происходившего в своей любимой России. Сам себе боялся признаться, что русский бунт, о котором предупреждал Пушкин, оказался не похож на его, Кропоткина, мечты и призывы, а великая анархия, прародительница общего счастья, обернулась грабежами, голодом, брошенными заводами и пустеющими полями. На что же была потрачена жизнь?
Жена с дочерью уехали в Дмитров осваиваться. Он заскучал, работа валилась из рук, и наконец тоже решил ехать и теперь бродил по гостиной, натыкаясь на стопки перевязанных бечевкой книг, чемоданы и узлы.
В гостиную вошла горничная Маша.
– Простите, ваше сиятельство, – сказала она. – Там у ворот какой-то человек вами интересуется. Явно не чекист. Похоже, приезжий, из Малороссии.
– Вы так считаете? – спросил Кропоткин.
– Я думаю, ваше сиятельство, что это кто-то из ваших поклонников, провинциал. Приехал увидеть и побеседовать, – ответила Маша, морща носик.
– А вот и не угадали. – Князь-анархист замахал руками. – Это, верно, Степан Васильевич прислал человека для помощи в погрузке. Я просил.
Петр Алексеевич не хотел принимать своих многочисленных надоедливых поклонников. Тем более в тысячный раз беседовать об азах анархизма. Он уже видел, что в России победили не большевики, победила русская бессмысленная, разгульная анархия, которую марксисты тоже взяли на вооружение: чтобы развалить армию и все, что составляло костяк державы. Затем последует укрепление власти победивших и искоренение анархии, ибо она несет лишь разложение и разрушение. Собственно, искоренение уже началось в самом прямом, расстрельном смысле. Ну и о чем же тут беседовать?
– Да, может, пришел от Степана Васильевича, – согласилась Маша, которая знала, что старик видит только то, что хочет видеть.
Махно вслед за Машей вошел во двор. Аллейка привела его к парадному подъезду, где он еще издали разглядел телеги и дрожки.