На крыльцо, заставленное всевозможными коробками, вышел представительный старик с окладистой белой бородой, с высоким лбом и львиной гривой, с пышными баками, ясно глядящими сквозь стекла очков глазами. Он указал возницам на большую продолговатую коробку:
– Этот поставец еще, пожалуй, поместится. Только оберните его чем-нибудь, одеяльцем, что ли!
Нестор понял: это Кропоткин! Ненавистник самодержавия, подхвативший черное знамя из рук Бакунина! Патриарх! Император от анархизма! Властитель революционных умов!
Проследив за установкой поставца, Кропоткин исчез в доме и тут же снова возник на крыльце. В одной руке он нес какой-то тючок, обернутый в старую шаль, в другой держал связку книг.
Махно, одолев робость, приблизился к ступеням. Снял с головы свою пролетарскую кепку.
– Здравствуйте, Петр Алексеевич! А я к вам по важному делу… Хорошо, хоть успел!
– Да-да, голубчик, успели! – пробасил старик Кропоткин. – Вы от Степана Васильевича? Знаю. Спасибо. Рук не хватает, а мелочей-то, мелочей! Держите! Это положите в дрожки!
Нестор отнес принятые из рук Кропоткина сверток и связку книг и бегом устремился по ступенькам крыльца наверх. Но оттуда пятился задом, преграждая ему путь, возчик, поддерживающий пианино. Второй, с другой стороны, едва не падая, толкал его.
– Ну-ка, подмогни, браток! – простонал он, обращаясь к Махно.
– Да-да, голубчик, подсобите, – попросил идущий следом за грузчиками Кропоткин.
Что делать! Махно вцепился в инструмент, подлез под черный корпус, пользуясь тем, что был небольшого росточка. И взял на себя основную тяжесть.
– Гляди, паря, – с облегчением выдохнул пятившийся мужичок, – ежли эфтот черный гроб привалит – надоть буде самделишний колотить… Пудов эдак-то… двадцать!
– Тащи! – теперь хрипел уже Нестор.
Поставили пианино на телегу, увязали. Махно сам проследил, чтобы инструмент закрепили хорошо. Подложил какие-то тряпки, чтобы в пути не поцарапать. Узлы затягивал от души. Если уж музыка нужна вождю для отдыха или для прилива сил в трудах, надо позаботиться.
– Крепкий ты! – похвалил его дмитровский, сворачивая самокрутку. – А по виду не скажешь. Хочешь до нас в хозяйство?
– Не голодаете? – спросил Нестор, расправляясь с последним узлом.
– Не, у нас не Москва. Покедова ничо. Земелька, правда, скудна. Огородничаем, извоз вот, торгуем. У нас, слышь, – он понизил голос, – у нас эти, эсера наверху в уезде. Справных мужиков не трогають, слава Богу. А баринков малость утесняют, это верно. Землицы нам привалило, рук не хватает: война. – Он перешел на шепот: – Только, слышь, гуторют, будто их большевики скоро к ногтю подберут! Ух, до чего ж эфти большевики строги! У нас на заставах коней намерились это… реквизицию… ну, забрать, в обчем. Хорошо, через Петра Лексеича у нас охранна грамота на перевоз. Да-а… Так не знаешь, будуть наших эсеров лопатить?