28 августа
Утром прочитал, что на Земле скоро не останется рыжих людей. Решил, что буду запоминать всех рыжих людей, которых увижу. Вечером видел прекрасного рыжего молодого человека в серой футболке и серых шортах, мускулистого и с бледной веснушчатой кожей. Веснушчатая кожа — мой фетиш. У него было странное лицо, красивое, но отталкивающее, очень круглое, будто обтесанное.
29 августа
На Тверской видел женщину в голубой кофте, сбитую машиной; она лежала с поразительно безразличным, спокойным лицом; рядом с ней на корточках сидела еще женщина, держала ее за руку и о чем-то спрашивала.
30 августа
В Риме у него начался странный бред при виде пышной прически с косами, извлеченной из античной могилы; он подкупил сторожа и, добыв таким образом два-три волоска, вручил их весьма могучей сомнамбуле, чтобы она вызвала тень и образ покойной; но за протекшие века флюид-проводник совсем испарился, и видение не могло появиться из вековечной тьмы.
БАЗЕЛЬ–ФРАЙБУРГ, 4 сентября
Гулял по Фрайбургу. Толпы народу, у всех в руках какие-то ноты, отовсюду слышится музыка: шубертовский фестиваль. Солнце, луга, синее небо, горы вдалеке, я, полусонный, Шуберт.
* * *
Потом поехал в Базель. Гулял по берегу Рейна, видел пловцов: они прыгнули в зеленую воду, их несло сильным течением, торчали только головы, они о чем-то разговаривали, пока плыли; вылезли, грациозные, с загорелой кожей, встали под душ, потом пошли босиком обратно.
5 сентября
Если долго смотреть на Рейн, хочется в него броситься. На прошлой неделе в горах, на леднике, на высоте 3050 метров, нашли удивительно сохранившийся труп солдата, замерзшего в 1928 г.
9 сентября
В нашей рабочей группе среди будущих звезд германистики, вместе кочующих с конференции на конференцию, из одной летней школы в другую — они все друг друга знают, — был симпатичный немец по имени Флориан; он приехал позже всех, и его поселили в югендхерберге в комнате с шестью кроватями, я пожалел его и отдал ему ключ от своего номера, все равно я живу во Фрайбурге. Он после этого проникся ко мне симпатией, подкатывался ко мне на своем стуле на колесиках в перерывах, заговаривал в туалете у писсуара — заправляя хуй в трусы, рассказывал мне про важность модернизма; он очень умный, делал доклад про образ серого вещества в стихах немецких поэтов второй половины XX в. Сегодня на прощанье он неожиданно обнял меня и так ко мне прижался, что я почувствовал тренированный пресс у него под рубашкой, ах! как жалко, что онтожеженат.
Был на экскурсии в Шаулагере. Какое счастье, что советские власти скрывали от меня современное западное искусство!