Внезапно, несмотря на европейский декор ресторана и его итальянское название, Питт ощутил себя очень далеко от дома, со всей отчетливостью осознавая древний и совершенно чуждый ему культурный и исторический багаж, который нес в себе сидевший напротив него молодой человек, и чувствуя ароматы африканских специй и зной за стенами отеля. Он должен заставить себя думать трезво и ясно.
– Вы сказали, что Аеша столь же страстно верила в Египет, – произнес он, приступая к голубю, кстати, весьма вкусному, как отметил он про себя. – Скажите, она могла действовать, движимая своими убеждениями? Она что-то говорила про правое дело, пыталась искать сторонников?
Якуб сдержанно усмехнулся и вновь посерьезнел.
– Неужели она так сильно изменилась? Или вы ничего не знаете о ней, мистер Питт? – Он прищурился и отложил вилку. – Я читал газеты и убежден, что английское правительство попытается обелить своего министра, а ее отправит на виселицу. – На этот раз голос Якуба был полон нескрываемой горечи, а его гладкое, смуглое лицо сделалось почти уродливым, искаженное гневом и болью. – Что вам здесь нужно? Найти свидетеля, который скажет вам, что она опасная женщина, фанатичка, которая убьет любого, кто окажется у нее на пути? Что этот самый Ловат знал о ней что-то такое, что могло нарушить ее комфортную жизнь в Англии, что он грозил разоблачить ее?
– Нет, – мгновенно возразил Питт, и, похоже, сила, с какой он произнес это слово, достигла его собеседника.
Якуб медленно выдохнул и как будто прислушался, а не просто ждал удобной возможности его прервать.
– Нет, – повторил Питт. – Я всего лишь хотел бы выяснить правду. Я не вижу никаких причин, зачем ей понадобилось его убивать. Она могла бы просто не обращать на него внимания, и ему ничего другого не оставалось бы, как оставить свои домогательства. Либо его просто грубо выставили бы за дверь, чтобы он больше не надоедал. – По глазам Якуба Питт понял, что тот ему не верит. – У Ловата имелась профессия, – пояснил он. – Он делал дипломатическую карьеру. На какое повышение он мог рассчитывать, наживи он себе врага в лице правительственного министра Сэвила Райерсона?
– Он может употребить свое влияние, чтобы спасти ее? – неуверенно предположил Якуб.
– Конечно! – Настала очередь Питта разъяснять очевидное, чего, однако, явно не знал Якуб. – Райерсон уже пытался это сделать, рискуя при этом быть обвиненным в соучастии в преступлении. Он наверняка предостерег бы молодого человека, чьи знаки внимания были ей неприятны. Одно слово начальнику Ловата по дипломатической службе, и на карьере неудачливого кавалера можно было бы поставить крест.