— Иди сюда, — сказал я ей. — Тебе совершенно незачем стоять там и прятать от нас свое красивое лицо.
Ульрика ничего не ответила. Ленивым движением тела она повернулась к окну и, облокотившись о мраморный подоконник, стала смотреть на улицу. Передо мной был весь ее профиль. Порой, когда у меня бывало плохое настроение, в ее облике мне тоже вдруг удавалось разглядеть грушевидные формы. В такие минуты мне казалось, что ее тело состоит из двух половинок груши. Одна половинка перевернута и, образуя плечи и грудь, постепенно опускается к талии. Другая половинка образует нижнюю часть тела. При этом я пытался заглянуть в будущее и спрашивал себя: «Неужели она будет похожа на старика Бринкмана, когда станет постарше?» Ведь это несправедливо: у нее такой удивительно узкий таз, и вся ее фигура поражает изяществом… Но когда я по-настоящему злился на нее, мне начинало казаться, что вся она — это мешок груш, и в свое оправдание я мог лишь сказать, что здесь для меня самый надежный способ сделать карьеру на юридическом факультете. Этот старый испытанный способ дает, как в сказке, принцессу и полцарства в придачу…
— Пошел снег, — сказала Ульрика.
Потом она пододвинула кресло и села рядом со мной. Проходя мимо моего кресла, она слегка потрепала меня по волосам.
— Что мы будем делать сегодня вечером? — спросила она.
— Посмотрим, — ответил я. — Торопиться нам некуда.
Я сделал глубокую затяжку и выпустил дым прямо ей в лицо.
— Это тебе за маленького дядю, — шепнул я.
— Скверный мальчишка! — сказала она и надула губки.
В этот миг я почувствовал, как меня охватывает желание.
Дядя Филип и тетя Эллен по-прежнему сидели на софе и были целиком поглощены беседой. Речь шла о Манфреде Лундберге.
— Бедняжка Анна-Лиза, — говорила тетя. — Для нее это такой неожиданный удар!
— Едва ли неожиданный, — возразил старик. — Все знали, что у Манфреда плохое сердце.
— Скажите, пожалуйста, дядя Филип, — спросил я почти вкрадчиво, — кто будет вести семинар по гражданскому праву вместо Манфреда Лундберга?
— Наверное, Эрик Берггрен, — ответил он. — Но насколько мне известно, семинарские занятия начнутся лишь через несколько дней.
Пока мы пили кофе, разговор как-то не клеился. За окном быстро сгущались сумерки. Поднялся ветер, и снег неистово хлестал по оконным стеклам. Тетя Эллен зажгла настольную лампу.
— Хотела бы я знать, кто теперь проведет ревизию в благотворительном обществе «Бернелиус»? — вдруг сказала она. — Ведь Манфред умер…
С годами тетя Эллен все больше увлекалась общественной деятельностью. После члена городского муниципалитета госпожи Линдстрем-Лундстрем она являлась самой активной участницей всевозможных обществ и организаций во всем городе. Она была членом правления общества «Швеция-Франция», общества Красного Креста и женского клуба партии хэйре. Правда, она ничего не понимала ни в политике, ни в медицине, а ее французский язык оставлял желать много лучшего. Кроме того, уже в течение многих лет она была бессменным секретарем благотворительного общества «Андреас Бернелиус», в котором пост председателя занимала Эбба Линдстрем-Лундстрем.