Я надел лыжную куртку с капюшоном, лыжные брюки и лыжные ботинки. Затем достал темные очки и шапку с ушами. Спустился в погреб и принес оттуда лыжи и палки. Бегло осмотрев все это снаряжение, я пришел к выводу, что оно в полном порядке. На эти подготовительные мероприятия у меня ушло около получаса. И вот я отправился к дому Бринкманов. Когда я переходил Эфре-Слотсгатан, то увидел старика Бринкмана, который только что вышел из дому. Он так торопился, что, перебегая Слотсгатан, не обращал никакого внимания на несущиеся по улице автомобили. Можно было подумать, что он помешался. Пар клубами валил у него изо рта. Он уже узнал великую новость и со всех ног мчался в «Каролину».
Первый раз в жизни Ульрика была готова вовремя. Она вывела машину из гаража и поставила ее возле подъезда. Это был старый «крайслер Виндзор» 1952 года, настоящее чучело на колёсах, и, если бы его еще украсить флажками и цветным пластиком, он прекрасно сошел бы за машину раггаров. И тем не менее старик был очень доволен своим «крайслером» и ни за что не желал с ним расставаться. Во всяком случае, так он сам говорил. И он старательно за ним ухаживал.
Когда я подошел, машина стояла со включенным двигателем и из выхлопной трубы вился серовато-белый дымок. Лыжи лежали на заднем сиденье. Я открыл дверь и бросил туда же свои. Ульрика сидела и курила. Сегодня она была красивее, чем когда бы то ни было. Она надела темные очки, ее золотые волосы спадали на плечи, а щеки пылали, как розы. На ней была голубая лыжная куртка с капюшоном и лыжные брюки.
— Ну, так что? — быстро спросила она, как только я сел возле нее.
— А что такое? — отозвался я, включил сразу вторую скорость и повел машину по Йернбругатан.
— Рассказывай, — потребовала она нетерпеливо.
— Спешить некуда, — ответил я.
Я обогнул исторический факультет, проехал по Академической улице между кафедральным собором и Густавианумом, через Одинслунд, мимо оранжевого фасада «Каролины» и наконец оказался на Валенбергсвейен.
— Твой старик стал абсолютно невозможен, — сказал я Ульрике. — Он как угорелый побежал в «Каролину». Совсем рехнулся.
Мы пересекли Виллавейен. Справа осталось здание филологического факультета. После того как мы миновали Кронгатан, Валенбергсвейен стала уже называться Норбювейен. Пока мы ехали по Норбювейен через парк к Вестерледен, я рассказал Ульрике все, что произошло в «Каролине». А когда рассказывать было больше нечего, я включил радио. Оно долго пищало и трещало, прежде чем мне удалось поймать музыку. Битлзы распевали «Can't Buy Me Love». Я не очень люблю битлзов. Им не хватает сосредоточенности, той самой сосредоточенности, которая была у Элвиса в пятидесятые годы, когда он сделал «Jailhouse Rock». Я поделился с Ульрикой своими мыслями на этот счет, но она ничего мне не ответила. Она потушила свою сигарету и молча сидела, сложив руки на коленях. Возможно, ей не понравились мои высказывания об ее отце…