— Смерть Манфреда для Улина очень кстати, — горько сказала Анна-Лиза.
Очевидно, она недолюбливала Хильдинга Улина.
— Но если денежной недостачи нет, то Хильдингу, вероятно, нечего бояться, — заметила Биргит.
— Растрата есть растрата, — заявила Анна-Лиза. — Нельзя купить себе избавление от наказания, вернув украденное.
— Я посоветую Эллен Бринкман назначить тебя ревизором вместо Манфреда, — сказал я Анне-Лизе.
Она коротко поблагодарила меня. Ей очень хотелось бы внести ясность в это дело и таким образом завершить работу, начатую Манфредом.
Они взялись за шитье, а я откланялся и ушел. На лестнице я встретил Бюгдена и еще одного полицейского. Мне показалось, что Бюгден смотрит на меня немного насмешливо.
— Я только что от швейной машины, — пошутил я.
Комиссар Бюгден ухмыльнулся и пробормотал не очень внятно: «Да ну…»
Вернувшись домой, я попытался работать. Но для меня не было открытием, что я не умею, как Герман Хофстедтер, сосредоточиться именно в тот момент, когда это необходимо. Примерно через полчаса в дверь позвонили. Я с облегчением отложил перо и пошел открывать. Это был Ёста Петерсон.
— Здравствуй, брат, — сказал он. — Можно к тебе? А я как раз проезжал мимо.
Я объяснил, что совсем недавно выпил кофе, и предложил ему виски. Но от виски Ёста отказался. Он был за рулем. Тогда я выпил один. Мы заговорили о событиях, происшедших за эту неделю. Ёста сразу же изложил суть дела, которое привело его ко мне.
— Сегодня меня допрашивали, — сказал он. — Допрашивал комиссар Бюгден.
Я признался, что уже знаком с комиссаром Бюгденом, и предложил Ёсте сигарету. Но он предпочитал курить свои сигары.
— Ты не помнишь случайно, — спросил он, выпуская кольцо дыма, — какие на мне были во вторник ботинки? Бюгден спрашивал меня об этом.
Я попытался припомнить, но тщетно.
— Нет, — сказал я наконец, — абсолютно ничего не помню.
— А если я покажу тебе эти? — спросил он, вытягивая ноги и рукой показывая на ботинки. — Вспомни, пожалуйста, Эрнст! Может быть, я был в них!
Он с надеждой поглядел на меня. Ботинки были на толстой каучуковой подошве. На такие ботинки не налезли бы никакие галоши. И я ни минуты не сомневался в том, куда клонит Ёста.
— Нет, — ответил я. — Все равно не помню.
Жаль, — сказал Ёста, выпуская еще одно кольцо. — Я думал, что ты сможешь подтвердить мои показания. Ну ладно, потом, может быть, все прояснится.
— Прости за любопытство, — начал я, — но о чем тебя спрашивал Бюгден?
Ёста, прищурившись, посмотрел на меня.
— Пожалуйста, — ответил он. — Бюгден спрашивал, что мне известно о мортофине, или как он там называется, этот крысиный яд. Конечно, я сказал, что мне ничего о нем не известно и, кроме того, я член общества защиты животных и принципиальный противник всяких ядов.