— А у тебя есть алиби на вчерашний вечер? — спросил я.
— Да, надеюсь, — ответил он добродушно. — После следственного эксперимента я поехал к Левисону.
У профессора Левисона была вилла в Кобу.
— А ты не подвозил Мэрту? — спросил я. — Ведь ей надо было ехать в том же направлении.
Ёста поджал губы и выразительно посмотрел на меня. И сразу стал гораздо менее добродушным.
— Очевидно, ты говорил об этом с Бюгденом? — сказал он холодно.
— Да нет, меня просто вдруг осенило, — заверил я его.
— Правда? — спросил он насмешливо. — У тебя блестящая интуиция.
— Значит, Мэрта ехала с тобой? — допытывался я.
— Со мной, — ответил Ёста. — От переулка Осгрэнд до филологического факультета. Погода все еще была неважная. Возле здания факультета мы расстались. К сожалению, ее угораздило забыть в машине перчатку. Я ее не заметил, но Бюгден сразу все разнюхал. Под тем предлогом, что хочет помочь мне исправить карбюратор, он облазил всю машину и, конечно, нашел эту несчастную перчатку.
Ёста сделал короткую затяжку и свирепо засунул сигару в пепельницу. Потом откинулся на спинку кресла, а руками обхватил подлокотники.
В дверь опять позвонили. На лестнице стоял репортер, который хотел узнать, что я думаю об этих убийствах. Я снова вернулся к Ёсте.
— Кто это приходил? — спросил он. — Полиция?
— Нет, пресса.
— А! Ну и черт с ней, — сказал он презрительно.
Он зажег новую сигару и согласился выпить стакан соку.
— Но надеюсь, никому не кажется подозрительным то, что ты довез Мэрту до филологического факультета? — спросил я.
Ёста снова поджал губы.
— Само по себе это не может показаться подозрительным, — ответил он. — К сожалению, я забыл об этом сказать до того, как Бюгден нашел перчатку.
— Значит, сначала ты сказал ему, что ехал в машине один?
Ёста изобразил улыбку.
— Вот именно, — подтвердил он. — Я думал, что не стоит рассказывать все как было. Ведь это могло дойти до Германа. А он ужасно подозрительный. О том, что я посадил Мэрту к себе в машину, никто не знал. А мы ведь даем показания не под присягой. Вот я и влип.
«Сам виноват», — подумал я.
— Так, — сказал я. — Но если у тебя есть твердое алиби, то тебе нечего беспокоиться.
— Абсолютно твердым я бы его не назвал, — ответил Оста. — И этот Бюгден не успокоится до тех пор, пока не разнесет его в прах.
— Не понимаю.
— Видишь ли, я просидел у Левисона примерно до половины десятого. В половине десятого он дал понять, что аудиенция окончена. Я сел в машину и уехал.
Зазвонил телефон. Я встал и снял трубку. Это был Харальд. Он хотел прийти к нам пообедать. Я объяснил ему обстановку, и мы договорились встретиться в баре «Гилле» около восьми часов.