Явление сержанта в форме НКВД несколько сбило Верулидзе с гребня эмоциональной волны, и он даже слегка опустил пистолет.
– Я видел, как ефрейтор Нагулин работает по бронированным целям с подобной позиции, – продолжил сержант, – Если он говорит, что это лучшее место, значит так и есть. Давайте дождемся результатов первых выстрелов, а дальше вы сами решите, стоит ли расстреливать вашего подчиненного за невыполнение приказа.
Ну как же вовремя ты появился, сержант! Я тихо выдохнул с облегчением, но Верулидзе все еще внутренне кипел, и тянуть дальше было нельзя.
– Товарищ лейтенант, прошу покинуть сектор обстрела, – нагло заявил я, упирая в плечо приклад и наводя ствол на контур танка, рисуемый для меня вычислителем на поверхности контактных линз.
Верулидзе, слегка обалдевший от моей наглости и внезапного появления сержанта, послушно переместился в сторону и развернулся в направлении опушки.
Чешские танки подошли к кромке леса уже метров на двести пятьдесят. Внезапно они почти синхронно остановились и дали залп из своих тридцатисемимиллиметровых пушек. Среди залегших на опушке красноармейцев поднялись фонтаны земли, перемешанной с листьями и древесными обломками. Застучали курсовые пулеметы, и в мой пень с противным шлепком воткнулась пуля, недвусмысленно напоминая, что мы здесь тоже далеко не в безопасности.
Верулидзе, Плужников и красноармейцы немедленно распластались на земле, а я аккуратно навел прицельный маркер на смотровую щель механика-водителя ближайшего ко мне «панцеркампфвагена». Остановкой танка следовало воспользоваться, поскольку пробить его в лоб, да и в борт, если честно, из моего «панцербюксе» было практически невозможно. А вот приборы наблюдения являлись важными уязвимыми точками, поскольку защищались они пятисантиметровыми стеклоблоками, которые моя пуля могла достаточно уверенно взять. Но в смотровую щель еще требовалось попасть, а движущийся по пересеченной местности танк неизбежно дергается из стороны в сторону и вверх-вниз, причем делает он это не всегда предсказуемо. Отделявшие меня от противника три с лишним сотни метров пуля противотанкового ружья преодолевает почти четыре десятых секунды. За это время цель может сместиться, что снижает вероятность попадания. Пока танк двигался, вероятность успешного выстрела оценивалась вычислителем в сорок пять процентов, а сейчас, после его остановки, она ушла за восемьдесят.
Приклад весьма ощутимо лягнул меня в плечо. Почти сразу контур танка перекрасился из красного в желтый цвет – вычислитель показывал мне, что цель поражена, но не уничтожена. Ну, уничтожить бронированную коробку с помощью «панцербюксе» я как-то и не надеялся, ибо надо смотреть на вещи реально.