— Как эта дурь выглядит? — интересуется Цинга, чему-то злодейски ухмыляясь.
— Да так же, как и экстази, — колесо такое маленькое.
— А барыга не Жора случайно?
— Угу, он.
— В «Кэрролсе» отирается?
— Угу.
— Понятно. Этого Жору гасить надо, сучару! Через него уже столько нормальных пацанов загнулось. Он, гад, все время какой-нибудь гнилью рынок наводняет. Одно время героином девятьсот девяносто девятым людей гробил, потом какой-то синтетикой всех подогревал. Сейчас у него новая беда. Айс называется. Лед, значит. Чума двадцатого века. Против нее экстаз — полная херня. Только ты смотри, я тебе очень не советую с этой бедой связываться. Говорят, на нее с одного дозняка наглухо подсаживаются. Этого Жору поганого однажды уже мусорам сливали, чтоб не гробил народ. Мусора его даже в Большой дом возили фотографироваться. Но потом его оттуда кто-то выдернул. Чечены, наверно, этого козла прикрывают. А у них везде такие крюки вбиты…
Цинга без умолку продолжает что-то рассказывать, но я не слушаю, я опять улетаю.
Новость дня, месяца, года и жизни: Настюха залетела. Причастен, разумеется, я. Браво, дефективный! Вот тебе и высший смысл любви. У Настюхи потерянный вид, она совершенно не знает, что делать, для нее эта новость после сегодняшнего экспресс-теста гораздо более ошеломительна, чем для меня. Но самое жуткое заключается в том, что за неделю мы с Настей смолотили оставшиеся девять таблеток айса, я бегал к Жоре еше раз, и теперь — я читаю это в Настиных глазах — ее, как и меня, гложет единственное необратимое желание: заглотить волшебную таблетку. И как можно скорее. Все остальное — потом. Потому что все остальное — полная фигня по сравнению с этим.
Подзарядившись кайфом и разморозив душу первыми, самыми мощными волнами, мы обретаем способность мыслить достаточно здраво и решаем — вернее, решает Настюха, — что беременность, возможно, не самый худший выход из жизненного тупика. Теперь, по крайней мере, имеется повод упасть в ножки к отцу. Попросить прощения за беспутную жизнь. Покаяться. И вымолить снисхождение. Ради внука. Ради крошечного существа, сотворенного двумя безнравственными, заблудшими овечками. Ну и так далее. Отец простит, никуда не денется. Надо теперь лишь выкарабкаться из жуткого штопора, в который нас вверг этот дьявольский айс. Будь он проклят!
Дальнейшие события несутся вскачь — так быстро, что я едва успеваю их отслеживать, путаясь в воспоминаниях и пытаясь определить, что из минувшего было явью, а что — галлюцинациями.
Деньги нужны на кайф. Кайф кончается почти мгновенно. И снова нужны деньги. Такая вот недлинная, но жестко замкнутая цепь. Деньги — кайф — деньги. Внешне почти по Марксу — его схема, вывернутая наизнанку.