На пороге — конвоиры. Солдаты срочной службы. Пятеро. И у каждого ствол.
Затем меня ведут, вероятно, в зал судебных заседаний.
Проходя мимо зеркала, в ужасе отшатываюсь, увидев свое отражение. Неужели эта скелетообразная фигура — я? Да быть того не может! Но кто же тогда? Значит, я, больше некому.
— Вперед, вперед! Быстро! — недовольно командует конвоир, подталкивая меня в плечо: мол, нечего тут прохлаждаться.
Наше шествие выходит на широкую, как видно, парадную лестницу. Конвоиры оттирают меня от перил к стене. Зря вы, ребята, так плохо обо мне думаете. Я еще надеюсь задержаться в этом мире.
На верхней лестничной площадке — горстка людей, от которых меня отгораживают несколько дежурных ментов. Кажется, пришли.
В зале судебных заседаний мне предлагают пройти за специальную загородку и сесть на скамью. Скамью подсудимых. Что я и делаю.
Минут пять погодя в зал входят несколько человек недвусмысленной внешности, иные в милицейской форме. Должно быть, это свидетели обвинения. А может, и группа поддержки. Неужели и бандиты зайдут организованно? Нет, вместо них в зал впускают разношерстную публику, и то всего человек шесть-семь. На бандитов никто из этих людей не похож. Двое — с фотоаппаратами, остальные — с блокнотами и ручками наготове. Должно быть, журналисты. Корреспонденты криминальной хроники. Спасибо хоть без телевидения обошлось. Хотя не совсем уверен, что телевидение бы мне помешало… Никого из пришедших на мое четвертование я не знаю. Да у меня и знакомых-то в этом городе — раз-два и обчелся. И слава Богу. Так даже легче. Находись здесь сейчас мои родные — со стыда бы сгорел. Да и они, наверное, тоже.
Несколько затянувшаяся пауза — как после третьего звонка в театре, — и наконец — вот оно, знакомое по фильмам и книгам и уже десятки раз прокрученное в воображении:
— Встать! Суд идет!
Все неторопливо поднимаются. Конвоир справа приказывает мне встать, хоть я уже делаю это и без понукания.
Судья — женщина в очках. Лет пятидесяти. Толстые, обильно напомаженные губы. Черная мантия и бессмысленная шапчонка. Не хватает только напудренного парика. При ней — две дамочки статью скромнее: и походка не такая осанистая, и взгляд не столь вершительный. Рассаживаются на свои кресла — черные, с высокими спинками. Судья — прямо как на трон. На меня даже не глянула. Знает, что успеет. Да, чувствуется — зверь-баба. Как бы не заварила она кашу, которую мне вовеки не расхлебать.
Вершительница человеческих судеб объявляет состав суда. Помимо нее, называемой председательствующим, в состав этот входят две народные заседательницы, обозначенные почему-то также в мужском роде.