– Да, и сковала его надежно, Аматэрасу. Если узы окажутся недостаточно крепки, он их порвет и убьет тебя.
– Я ни за что не…
– Ты должна.
– Ни одни оковы не держатся вечно, Изанами. Спустя несколько веков они ослабеют, и он освободится. Что же тогда?
– Они и не должны быть вечными. Пока его сила будет усмирена, возможно, ты или Узумэ сумеете ему помочь… исцелить то, что его терзает.
– Как же нам исцелить вечность одиночества?
– Я не знаю. Но мы должны действовать уже сейчас, прежде чем он снова впадет в буйство. Прежде чем он вновь начнет убивать. – Изанами обвела долину рукой. – Защищать людей этого мира – твой долг.
Когда Аматэрасу вновь посмотрела на тлеющие руины деревушки, зрение Эми вдруг затуманилось. Все вокруг завертелось, словно она воспарила в пустоте.
Со вспышкой света воспоминание переменилось. Теперь она брела среди деревьев, их листья тихо шелестели на ветру. Землю устилали алые паучьи лилии, их яркие цветы покачивались на уровне коленей. Впереди в свете полуденного солнца мерцал пруд. В лесной тишине пели птицы. Вокруг царили красота и спокойствие.
Аматэрасу подошла к краю пруда и остановилась, глядя на подернутую рябью поверхность с отражением ярко-голубого неба.
– Что ж тебя так манит в это место, Аматэрасу?
Эми невесомо вздрогнула, пораженная звучанием знакомого голоса.
Амацуками подняла голову. Он сидел среди ветвей, спиной к стволу, упираясь одной ногой в толстый сук, а другой болтая в воздухе. Глядя на Аматэрасу яркими рубиновыми глазами, он поднес ко рту наполовину съеденную крупную сливу и откусил.
Будь Эми в собственном теле, ее сердце бы бешено колотилось. Ёкай, сидящий на дереве, выглядел в точности как Широ. Его белые волосы трепал ветерок, лисьи уши были повернуты к Аматэрасу, и он смотрел на нее, насмешливо приподняв бровь.
И, несмотря на это сходство, Эми вдруг охватило желание ускользнуть, спрятаться от его внимания. То самое древнее лукавство, которое она изредка замечала у Широ, горело пламенем в его глазах. Мужчина перед ней не был ее кицунэ.
Это был Инари, куницуками огня, и он излучал смертоносную, расчетливую силу.
– Порой, – продолжил он слишком знакомым голосом, в котором звучали чуждые нотки, – я начинаю думать, что ты приходишь ко мне лишь задумчиво поглядеть на пруд. Это ранит мою гордость.
– А мне-то казалось, твоя гордость неуязвима, – отозвалась Аматэрасу, поддразнивая его. – В отличие от остального.
Инари усмехнулся, но его усмешка, в отличие от лукавой улыбки Широ, была более холодной, жесткой. Он оттолкнулся от ветки и легко спрыгнул на землю. Левая сторона его белого косодэ вымокла в подсыхающей крови, ткань была изорвана и липла к плечу. В дырах были видны глубокие раны.