— Отсюда, — говорит мама. Я пытаюсь схватить ее за запястье, но моя рука проходит сквозь нее, словно ее нет, или она есть, но на каком-то ином, далеком от меня уровне мироздания. Мама хмурится, потом говорит:
— Сначала мы проверим у него в комнате.
Она тянет папу за руку, и они уходят, даже не представляя, как близко от меня находились и как сильно мне нужна их помощь.
Все здесь непостоянное, словно на грани тотального разрушения, кажется, еще чуть-чуть, и опрокинется сам мир, а наступающая темнота слижет его, как кошка языком.
Я вижу, как расплываются контуры предметов, как бесконечно искажаются звуки, исчезают и появляются вещи. Такое пустое, безрадостное пространство, где все неправильно. А от тарелки, которую я разбил, не осталось даже пыли.
Все здесь находится на тонкой грани между существованием и исчезновением. Я с ужасом думаю о том, что будет, если здесь, скажем, порезать палец.
Все поврежденное разрушается вечно.
— Ты когда-нибудь видела что-нибудь такое? — спрашиваю я Нису.
Она качает головой, потом с ожесточением трет щеки в кровавых пятнах, будто это может помочь.
— И ты тоже не понимаешь, где мы, — говорю я совершенно без вопросительной интонации. Мне кажется, стены дрожат.
— Что нам делать теперь? — спрашивает Ниса. Мы оба хоть немного успокаиваемся, и нам даже удается сесть на стулья перед столом. Мне кажется, будто в стекле стакана что-то шевелится, но я этого не вижу. Или не должен видеть. Может быть, мои органы чувств только пытаются воспринимать все здесь, но едва на это способны.
И я вижу меньше, много меньше чем должен. Эта мысль вселяет в меня беспокойство. Ниса говорит:
— Все началось из-за этой твари!
— Я видел, что в твоем папе были черви. Но тогда взошло солнце. И они были белые. И не такие уж странные. Хотя вообще выглядело очень странно.
— Я не думаю, что это был червь, — говорит Ниса. — Я думаю, это был…
Но она не заканчивает свою мысль, у нее нет подходящего слова. И у меня нет, хотя я с ней согласен.
— Может, постараемся его найти? — говорю я.
— Ты думаешь, это червь-волшебник, и он заберет нас из волшебной страны?
— Может быть, если с него все началось.
Мы сидим друг к другу очень близко, вовсе не потому, что вдруг решили погреться, хотя здесь и холодно. Мы как будто животные, которым страшно, готовы зажаться в уголок и дрожать, но нам нужно думать.
— Мне все время хотелось плакать, — говорит Ниса. — Наверное, оно раздражало слезный проток или что-то вроде. Эта штука похожа на черного бычьего цепня.
— И блестящего. Если бычьего цепня покрыть лаком для ногтей, который тебе нравится.