Бивак всегда просыпался с восходом солнца. В это время здесь бывало особенно оживленно: выходили из палатки натуралисты, вылезали из землянки Фомка и Пишки, прилетали молодые орланы, а иногда поблизости паслись Элха с Гавриком.
В то утро Сергей Прохоров, выйдя первым из палатки, увидел ястреба-тетеревятника, кружившего в небе неподалеку от Черемуховой релки. Сергей кинулся в палатку, схватил двустволку и стал искать глазами пернатого разбойника. Тот, наверное, нацеливался на Пишки — заяц пасся метрах в тридцати от лагеря под укрытием черемуховых крон, а ястреб-тетеревятник кружил как раз в той стороне. Сергей вскинул ружье и дуплетом послал в хищника две порции дроби. Пока он следил, как ястреб, кувыркаясь, падает в старицу, Пишки вдруг сорвался с места и кинулся к Сергею. Очутившись возле молодого натуралиста, он привстал на дыбки и начал колотить передними, лапами по ногам Сергея. Из палатки выбежали остальные натуралисты. Юрию удалось поймать своего подопечного за длинные уши и тем утихомирить у него приступ буйности. Натуралисты так и не могли объяснить причины взрыва ярости у Пишки. Скорее всего он испугался выстрела.
В середине августа, с очередным рейсом вертолета, доставившего экспедиции продовольствие, Корней Гаврилович получил из зооцентра письмо с настоятельной просьбой во что бы то ни стало отловить росомах, сколько смогут. Заявки на этого зверя у зарубежных зоологов пока что удовлетворены далеко не полностью.
За два с половиной месяца пребывания в Моховой пади натуралисты встретились с росомахой только дважды. Редко еще можно найти столь скрытного зверя. До сих пор зоологи очень мало знают о том, как живет росомаха в естественных условиях. Трудности наблюдения за ней связаны и с тем, что она ведет преимущественно ночной образ жизни и к тому же обладает феноменальной осторожностью, редкостным слухом и обонянием.
И вместе с тем ни один из зверей столько не досаждает охотникам, как росомаха. Бывалые охотники могут рассказать вам бесчисленное множество притч о ее проделках.
У одного она регулярно проверяла всю линию капканов, изучив ее по следам охотника. При этом искусство, с каким она вынимает из капкана добычу, прямо-таки удивительно; сама же она попадает в капкан крайне редко. После ее визита ни в одном капкане не остается добычи. Нет, она не съедает всего, что украла, а прячет под колодины, зарывает в снег или залезает на дерево и засовывает добычу между ветками.
У другого она начисто разграбила палатку. Понятно было бы, если бы она утащила съестное. Так нет же, растаскала, спрятала чайник, ружье, нож, изорвала в клочья постель, одежду, полог палатки. Дальневосточные охотники еще с осени делают себе в промысловом районе запасы на зиму. Для их хранения они возводят лабаз — небольшой крытый сруб на четырех столбах выше человеческого роста. При этом столбы обтесываются довольно гладко, даже бурундук не может влезть по ним. И даже в такой лабаз, как рассказывают приамурские охотники, росомаха умудряется проникнуть.