В счете малец оказался разумнее самого княжьего человека и чуть не поплатился за это, но сообразил, вовремя опомнился и умело вывернулся, списав все на случайность. Впредь мальчонка притворялся глупцом, хотя в письменности он действительно ничего не понимал, даже того, что знал прежде, позабыл. Буквы учил заново, но писал красиво, умело. Нет, писать-то он умел лихо, но когда Лют увидел эти письмена, то чуть не помер раньше времени от изумления и страха за жизнь внука. Мальчик писал на языке Древних, и дед строго-настрого запретил кому-либо показывать эти знания.
В ту ночь, когда, как обычно, мучила бессонница и лезли разные мысли, Лют прозрел: если малец знает письменность Древних, может, и еще какие-то давно позабытые в этом мире знания известны ребенку? Еле дотерпел до рассвета, так хотелось ворваться в дом сына и, разбудив мальчонку, засыпать вопросами, и старик не ошибся – ребенок действительно знал многое. Но, к сожалению, в этом мире большинство его знаний были бесполезны. Сотворить такое реально не представлялось возможным. Его рассказы про тамошний быт больше походили на байки шутников-сказочников, нежели на правду. Ну, как может человек летать средь звезд? Это же немыслимо, там ведь Боги живут. Что же получается, вот так просто можно было слетать в гости к Богам? Понятно тогда, почему те Боги наказали наглецов, уничтожив все их творения, и почему после Черных времен все знания Древних стали под запретом, вплоть до смерти – люди боялись повтора напасти. Эх, сколько полезных знаний утеряно из-за этого страха…
* * *
– Вставай, лежебока, сивучи проорали давно, а ты все спишь и спишь. Вставай, Калин, мне скучно. Батя затемно еще ушел куда-то, Анята с матерью, я на хозяйстве, а ты валяешься. Кстати, а чего это ты не с отцом сегодня, че валяешься-то? Ну, вставай же, ленивец!
Доня ловко бросила в дремавшего брата свою подушку.
– Дела у них там с дедом какие-то, не взяли меня сегодня. Дай поспать, зануда, в кои-то веки дома остался, совести нет у тебя, хуже сивуча горланишь, – пробурчал сонный, недовольный мальчишка и, скинув с себя брошенную подушку, перевернулся на другой бок, натягивая одеяло до самой головы.
– Прятаться, значит, ага, ну, ща я тебе…
Взрывник выглянул из-под одеяла в приоткрытую щель и состроил сестре рожу. Вновь затем спрятался. Девочка обиженно засопела.
«Ну, не отцепится же», – подумал мальчик и сладко зевнул, развернулся, потянувшись, и почувствовал, как зудят все мышцы – нарастают.
Болеть от ежедневных занятий мышцы уже неделю как перестали. Открыл глаз. Слегка курносая, злая и обиженная мордаха Дони с двумя рыжими косичками, закрученными по бокам в нечто, напоминающее сдобную выпечку, насторожилась.