Причина, разумеется, не в том, что наш народ менее талантлив или меньше любил свою землю. Просто наши былины и сказания — продукт переработки сверху, причём в масштабах, не наблюдавшихся больше нигде. Всё их полотно вымарано с определённой целью — убрать или в лучшем случае минимизировать национальную идентификацию. Вычищенный текст украсили новые имена, как то: князь Владимир, Добрыня, Алёша Попович — и географические названия, связанные преимущественно с Киевской Русью. Поэтому ощущение чего-то перемещённого, подставного не покидало многих, кто всерьёз брался за изучение былинного материала.
О том, что всё обстояло именно таким образом, говорит откровенный скепсис украинофилов по адресу былин, воспевавших, казалось бы, украинское прошлое. Так, историк Н. И. Костомаров заявлял об их чуждости Малороссии, о формировании этого пласта на какой-то другой базе, только вот на какой именно, не уточнял. Вместо этого он подчёркивал, что лишь одно в них относится к киевской древности — это имена Киева, других городов, князей, богатырей, но собственно киевского там чрезвычайно мало. Добавим: исследователи второй половины ХІХ века утверждали, что из наших былин нельзя даже сделать вывод о христианском элементе в Киевской Руси. На вид будто бы всё христианское, а в действительности перед нами переложение сюжетов вовсе не православных, а восточных. Иначе говоря, перед нами результат украинско-польского перекодирования изначально народного творчества, в ходе чего тюркский былинный остов был раскрашен под киевскую историю. Заметим: такое кощунство, совершённое украинско-польским правящим слоем, не имеет прецедента в мировой истории. Даже над индейцами Северной Америки не удосужились учинить подобного: там сохранилась родовая память.
Любопытен и ещё один факт: при стерилизации былин, при их адаптации к киевским летописям произошло то, что, казалось бы, трудно вообразить. Из русских былин совершенно выпал народ! Во всех восточных (да и не только) поэмах и песнях простые люди играют определённую роль — аплодируют героям, принимают участие в их подвигах. А вот в повествованиях об Илье Муромце или Добрыне о каком народе может идти речь? Судя по текстам, без них абсолютно некому стоять за веру, за церковь, за стольный град Киев. Если сравнить былины киевского цикла, к примеру, с киргизскими эпическими песнями, то здесь народ постоянно появляется на сцене, с ним хан советуется, призывает для оглашения своего решения. В наших былинах отсутствуют даже признаки чего-то подобного, тут мы не увидим людей, занятых своими делами, тем более влияющих на текущие события; народа нет даже в качестве декорации. Круг персонажей строго очерчен: с одной стороны, сам князь, его двор, богатыри, а с другой — враги, чудовища, с которыми расправляются княжеские воины. С идейной же точки зрения былины представляют собой антитюркские агитки: в этом их основное предназначение. Образ «поганой татарвы» присутствует буквально повсюду, зато упоминания о Литве весьма показательны — «славная и храбрая».