– Вот и чудесно. Собирай сведения о Головане и его банде, Штирлиц ты мой. Мартин, я к себе. Приведи ко мне дежурного по лагерю. Того, которому я недавно зубы выбил. Сдается мне, парню нужна помощь стоматолога. Черт. Опять голова. Через полчаса, Лацис. Сейчас мне надо побыть одному.
Оказавшись в кабинете, Корбут сел за письменный стол и сжал ладонями виски. Проклятые боли. От них не избавиться. Никто не знает, как он мучается. Все считают, что ЧК издевается над людьми ради собственного удовольствия. Никому неизвестно, что он такой же узник, как и все остальные. Пусть в форме из дорогого, генеральского сукна, пусть с усиленным пайком, отдельным кабинетом, беспредельной властью и прочими благами, о которых обычные жители метро могут разве что мечтать. Он – узник. С детства запертый в клетку боли. И если у других есть пусть и призрачная, но надежда выбраться на волю, его заключение пожизненное, а его личный тюремщик – сам Господь Бог. Так почему он должен жалеть других и сочувствовать тем, у кого срок заключения меньше? С какой стати ему кого-то щадить?
Чеслав выдвинул ящик письменного стола, достал чистый лист бумаги, взял остро отточенный карандаш.
Нарисовал уродца с огромной головой. Лидера Сопротивления Голована. Пожалуй, единственного, кто мог его понять. Он тоже страдал. Гидроцефалия – не шутка. Избыточное внутричерепное давление и прочая хрень защищали Голована от карающей длани всесильного коменданта. ЧК не имел над ним власти, поскольку Голован мечтал умереть. Больших мук, чем при жизни, он не испытает даже в аду.
ЧК пририсовал к спине Голована туловище гусеницы. Разделил его на сегменты. Старательно изобразил на каждом сегменте человеческие лица, добавил тонкие ноги. Получилась жуткая сороконожка.
Вот какое оно, Сопротивление. Чеслав улыбнулся. Закурил. Голова еще болела, но приступ заканчивался. Быстрее, чем обычно. Наверное, потому, что часть боли ему удалось выплеснуть на бумагу.
ЧК продолжал водить карандашом, теперь он занимался фоном. Вскоре сороконожка стояла на рельсах в темном туннеле. Чеслав закончил рисунок старательно, в мелких деталях изобразив тюбинги, трубы и кабеля на стенах.
Он был неплохим художником. Совсем как Гитлер. Разве что в отличие от лидера нацистов не пытался легализоваться в творчестве, а сразу занялся очисткой своей территории от неполноценных уродов, диссидентов и прочих отбросов.
Что ж, продолжим выполнять свой долг…
Полчаса пролетели незаметно. В дверь постучали. Лацис втолкнул в кабинет дежурного офицера, а сам остался снаружи.