Харам Бурум (Антонов) - страница 74

Чеслав испытал острое желание набить морду дежурному еще раз, разжаловать красавчика и отдать его для перековки заключенным. А уж тех хлебом не корми, дай разобраться с развенчанным вохровцем.

Пока же ЧК ограничился тем, что сунул шифрованное сообщение в карман. Это – заговор. Один большой треклятый заговор. И разбираться с ним надо по всем правилам чекистов – с холодной головой, чистыми руками и горячим сердцем. Для начала полностью вычислить цепочку, а потом – беспощадно карать всех, кто был ее звеньями.

Через два часа все было сделано в точности так, как приказал ЧК, и можно было приступать к отбору. В отдельной просторной клетке стояли шесть человек. Узники Берилага. Молодые и все еще крепкие, несмотря на условия содержания, которые были нацелены на то, чтобы превратить любого в ходячий, но едва передвигающий ноги труп.

Подопытные стояли боком к проходу. Правую руку каждого охватывал на предплечье толстый кожаный ремень, закрепленный на прутьях. На локтевых сгибах узников были выжжены цифры – от единицы до шести. Красные каемки и припухлости вокруг них говорили о том, что сделано это было совсем недавно.

ЧК прошелся вдоль клетки. Следом за ним семенил помощник, несший на пластмассовом подносе шесть пронумерованных шприцов. Чеслав собирался сделать инъекции отцовского препарата лично. Не только из-за возложенной на него ответственности – он просто не мог отказать себе в удовольствии быть причастным к чьим-то мучениям.

– Значит, так, граждане осужденные. Сейчас каждому из вас будет сделан укол. Не стану врать и утверждать, что это витамины. Препарат активирует скрытые резервы ваших гнилых организмов. Кой-чего добавит, что-то отнимет. После укола ремни развяжут, вы будете свободны и сможете делать все, что вам заблагорассудится. Все. Вопросы?

– Сделай себе инъекцию, урод! – прошипел один из узников, молодой парень с фиолетовым от побоев лицом. – Прямо в черепушку! Там давно пора навести порядок: кое-чего добавить, а что-то отнять!

– Кто такой? – поинтересовался Чеслав.

– Заключенный номер семнадцать дробь двадцать два, – отрапортовал, заметно шепелявя, дежурный. – Бывший анархист с «Войковской». Пытался агитировать за волю или смерть на станциях Красной Линии. Перековке не подлежит как неисправимый.

– Воля или смерть? – ЧК улыбнулся. – Первого тебе не видать, как своих ушей. Второе я тебе обеспечу.

Комендант взял шприц номер один и воткнул в вену подопытного, пронумерованного единицей. То же самое он проделал с другими заключенными. Неисправимый анархист стоял пятым. Когда очередь дошла до него, он ухитрился извернуться и плюнуть ЧК в лицо.