Когда Труман вернулся, то очень испугался, найдя девочку без чувств. Он сразу понял, что́ с ней случилось. Еще ночью увидев, как сильно больна девочка, он не удивился тому, что она упала в обморок. Старик уложил ее в постель.
Три недели Герти пролежала в лихорадке между жизнью и смертью. Неуклюжий и неловкий, Труман ухаживал за ней, как самая нежная мать. Когда девочке было очень худо, он носил ее на руках и убаюкивал, как маленького ребенка.
Герти была само терпение. Иногда она не спала целыми ночами, страдая и от болезни, и от скуки, вызванной долгим лежанием, но — ни стона, ни звука! Она не хотела будить старика, спавшего рядом с ней на полу. А когда он брал ее на руки, Герти старалась не показать даже самой сильной боли; девочка делала вид, что ей лучше, что она спит, чтобы Труман положил ее и сам немного отдохнул. Ее маленькое сердце было полно любви и благодарности к доброму старику, и много времени Герти проводила в размышлениях о том, что́ она могла бы сделать для него, когда выздоровеет, и спрашивала себя, сможет ли быть полезной ему в чем-нибудь.
В первые дни болезни Труман, уходя, уговаривал девочку лежать смирно, а чтобы ей не вставать, оставлял поблизости все, что могло ей понадобиться.
У Герти начался бред, и она ничего уже не сознавала.
Однажды после долгого, спокойного сна девочка пришла в себя и увидела у постели женщину с шитьем. Герти приподнялась, и та тотчас же наклонилась к ней и стала уговаривать больную быть умницей и лежать смирно.
— А где же дядя Тру? — спросила Герти (так она называла старика).
— Он сейчас придет, дитя мое, — отвечала женщина. — Ну, что? Лучше тебе?
— О, гораздо лучше! Я долго спала?
— Очень долго. Ложись опять и лежи спокойно. Я дам тебе немного ромашки, тебе это будет полезно.
— А дядя Тру знает, что вы здесь?
— Конечно, знает. Это он меня позвал.
— Позвал? Но откуда же?
— Из моей комнаты; я живу в другой части дома.
— Мне кажется, вы очень добрая, — сказала Герти. — Почему же я не видела, как вы вошли?
— Ты была очень больна и никого не узнавала. Но теперь начнешь поправляться.
Добрая женщина приготовила отвар из ромашки и, напоив маленькую Герти, вновь принялась за шитье. Герти легла, повернулась к своей новой приятельнице и, устремив на нее свои большие черные глаза, смотрела, как та шьет.
— Ну-ка, — сказала соседка, — как ты думаешь, что я шью?
— Не знаю, — ответила Герти.
Тогда женщина расправила свою работу: это было ситцевое платьице для девочки.
— Какое хорошенькое платьице! — воскликнула Герти. — Это для вашей дочки?
— У меня нет дочки, у меня только мальчик, Вилли.