— Да.
— Есть люди, которые легко забывают прошлое.
— Но я не из них.
— Детские горести развеиваются одной улыбкой, а вы ведь еще почти дитя.
— Я никогда не была ребенком, — ответила Гертруда.
— Странная девушка! — пробормотал Филипс. — Хотите поговорить со мной немного? Садитесь.
Гертруда села рядом с ним под утесом.
— Вы, наверное, никогда не знали горя?
— Я? — воскликнула Гертруда. — Еще как часто!
— Но недолго?
— О! Я помню целые годы, когда я не только не знала счастья, но и не мечтала о нем!
— А что вы думаете о тех людях, которые никогда не видят счастья?
— Таких людей я жалею и хотела бы помочь им.
— Чем же вы можете им помочь?
— Могу молиться о них, чтобы Бог их утешил, — сказала Гертруда.
— А если утешения нет, если тяжелые тучи нависли над ними?
— Над тучами всегда светит солнце…
— Возможно. Но ведь оно не светит сквозь тучи.
— Трудно подниматься на вершину горы, но кто взобрался, тот оказался выше туч, — ответила Гертруда. — Он знает, что вверху сияет солнце, и будет, не теряя надежды, ждать, пока его лучи рассеют окружающий мрак. Смотрите, смотрите! — радостно вскрикнула она. — Облака расходятся, и скоро вся долина будет залита солнцем!
Действительно, море облаков внизу, казалось, таяло, и в тумане уже вырисовывалось подножие горы. Но не этим зрелищем любовался мистер Филипс: он с восторгом смотрел на молодую девушку.
— Продолжайте! — сказал он. — Расскажите мне о любви и сострадании, хотя вряд ли все эти бессердечные создания стоят любви!
— Вы не любите людей? — спросила она просто.
— Не люблю, — так же просто ответил мистер Филипс.
— И я когда-то ненавидела их, — задумчиво промолвила Гертруда.
— И, может быть, еще будете ненавидеть.
— Нет, это невозможно; человечество оказалось доброй матерью для несчастной сиротки, и теперь я люблю его.
— Люди были добры к вам? — с живостью спросил мистер Филипс. — Неужели бездушные чужие люди заслужили вашу любовь?
— Бездушные?! — со слезами на глазах воскликнула Гертруда. — О, если бы вы знали моего дядю Трумана и мою милую Эмилию, вы бы иначе судили о людях!
— Ну, так расскажите мне о них, — тихо попросил он.
— Что же о них рассказать? Один был стар и беден; другая слепа… Но им я обязана тем, что мне, покинутому ребенку, которого все обижали, теперь улыбается весь мир, все кажется прекрасным, светлым и ясным.
— И с тех пор ваше счастье так безмятежно? У вас не было ни тревог, ни переживаний?
— Я не то хотела сказать. У меня было немало огорчений. Во-первых, умер дядя Труман, потом одни мои друзья умерли, другие должны были далеко уехать… И теперь еще бывает немало грустных, тяжелых минут, много забот…