– Тьфу ты! – Алексеич резко сел на свой рундучок. – Заморочили совсем! Что делать-то будем?
– Поступать, – ответил я. – В другой. В медицинский, например. Медицинский здесь – сила.
– Слушай, – сказал Алексеич Женьке. – Ты какой-то теткой хвалился. Помнишь? Говорил, в Барышево живет.
– Тетя Маруся, – уточнил Женька. – Полчаса на электричке. Солености, маринованности, лес и речка.
– Вези! – распорядился Алексеич. – Так нельзя, честное слово! Обалдеть можно. С поезда, устали. Вот отдохнем, пескарей половим, заночуем. А завтра пораскинем на свежую голову.
Женькина тетка поставила на стол кастрюлю с картошкой, из которой ударил столб пара. Потом кастрюлю начали окружать посудины помельче: блюдо с помидорами, с малосольными огурчиками, с грибками, тарелка с селедкой, с баклажанной икрой.
Алексеич перемигнулся с Женькой и достал из рундучка заветную бутылку. Тетя Маруся расхрабрилась, махнула рукой: «А, да когда ж такое дело!» – и выпила вместе с нами. Потом все подналегли на закуску.
Тетка не спускала ревнивых глаз с Полинки. Она прямо истекала нежностью.
– Кушай, деточка. Кушай, красавица. Кушай, сердечко мое. Женечка, подложи ей помидорчиков. Шо ж ты сидишь, как тот пень? Девушка с дороги, проголодалась…
Вот так всегда. Стоит Полинке появиться в чьем-то доме, где есть мама, тетка или бабушка, как ее начинают примерять в невесты. Иногда мне хочется очутиться на необитаемом острове. Чтобы только я и Полинка. И больше никого. Никаких теток и мам, никаких друзей, никаких трамваев, где разные пижоны пялят на нее глаза.
Полинка опрокинула на скатерть свою недопитую рюмку и растерянно прикусила губу.
– Ах ты родная моя! – прямо сомлела от восторга тетка. – Та бог с ней, со скатертью! Та гори она синим пламенем, чтоб из-за нее расстраиваться!
Нас с Алексеичем тетка вообще не замечает. Так, сидят два рта, пережевывают ее огурцы, и все. И вообще наш квартет она разделила по-своему: приехал в гости племянник, а с ним такая красавица!
Впрочем, Алексеича это вовсе не смущает. Он деловито подкладывает себе картошки, отколупывает здоровенный кусок масла, тянет поближе блюдо с помидорами. И вдруг, не дожидаясь, когда тетя Маруся кончит свои причитания, спрашивает:
– Это что ж, супруг ваш будет? – и показывает на большой портрет усатого мужчины.
– А? – встрепенулась тетка. – Это кто? Муж, шоб ему очи повылазили, заразе.
– Мгу, – говорит Алексеич, поддевая селедку.
– Мотается по белому свету неизвестно где, вражина!
– Мгу, – говорит Алексеич и пинает меня ногой под столом.
Теперь мне ясен его маневр: отвлечь огонь на себя и дать Полинке спокойно поесть…