— Хм. Но все-таки, где мы, в каком месте ада?
— У меня есть одно соображение. На планете не так много мест, где отсутствует люминесценция горных пород. И все они находятся под постоянными лагерями исследователей и охраны. Возможно, мы под одним из них.
Я прошелся вдоль наклонной стены, разглядывая прозрачные панели. На некоторых были нанесены тонкие черточки.
— Здесь несколько дверей, — сообщил я. — Вы были в соседних помещениях?
— Н-нет, — удивленно протянул Сакрадов. — С чего ты взял, что это двери?
— Написано, — пояснил я, указав фонарем на черточки. — «Анализаторная», «Протяженная», «Переход» и «Площадь».
— Ты знаешь их язык?
— Пять лет зубрил, — буркнул я. — С произношением туго, а понимать — понимаю.
— Что, в Москве уже курсы открыли? Надо бы походить.
Теперь была моя очередь усмехаться:
— Причем тут Москва? Я на Веге работал, в посольстве. Изучал культуру и искусство наших спасителей.
— Вот как, — хмыкнул Бэтмен. — А тебе не придется меня убить, после сообщения такой информации? — шутил, конечно.
— Какой вы кровожадный, Александр Юрьевич, — покачал я головой. — Все, кому надо, и так в курсе, где я работал. Давайте лучше походим по этим помещениям — вдруг найдем что-нибудь интересное.
— Самое главное я уже обнаружил, — заявил Сакрадов.
— А именно?
— Забыл что ли? Ангел, которого я убил, вкалывал панацею в жало скорпиона! Соображаешь, что это значит?
Собственно, соображать тут было нечего. Получалось, что насекомые никогда и не вырабатывали панацею. Что веганцы, исходя из каких-то непонятных интересов, подсовывали нам скорпионов с закаченным в хвосты лекарством. Зачем только? Не проще ли было продавать нам сей продукт? Сколько лишней мороки можно было избежать. Бред какой-то.
— А вы уверены, что веганец именно вкалывал панацею, а не извлекал её? И что это вообще была именно панацея?
— Я подобрал его канистру. Образец отдал в лабораторию. Сырая панацея, без чужеродных примесей, даже чище, чем Штольц привозит. А то, что он вкалывал, а не вытягивал — я ведь не дурак, наблюдал за ним некоторое время. Глаза меня не подводят, бинокль тоже в порядке.
— Что ж, давайте попробуем разобраться с этими вопросами. Предлагаю начать с «Анализаторной», — я подошел к панели и щелкнул по золотистой прожилке, мерцавшей в центре. Панель растаяла в воздухе. Вряд ли это было стекло.
Соседнее помещение превышало размерами то, где остался наш джип. Я повел фонарем, осматривая обстановку. Хоть что-то знакомое. У дальней стены располагалось нечто, походившее на куст, состоявший из игл с нанизанными на них шариками — веганский вариант мультиплеера. По бокам, вдоль стен тянулись узорчатые решетки из белого материала — панели управления и записи данных. Я вкратце объяснил Сакрадову что к чему и щелкнул по одному из шариков с информацией, наугад. Шарик не замедлил развернуть объемное изображение, так что мы оказались в центре картинки, показывавшей участок местности с парой холмов и зарослями кустов. Голос за кадром начал комментировать то, что представало нашим взорам — что-то насчет параметров излучения, сдвига шкал и прочую научную ерунду — а картинка металась по ландшафту, выхватывая то озеро, то равнину со стадами насекомых, то Башню Стивена. Одно можно было сказать определенно: мы и впрямь находились на планете насекомых. Только у Башни не было лагеря исследователей — видимо, запись сделана до того, как люди здесь появились. Я перемотал картинку назад и посмотрел на штрихи на первом пейзаже — дата была, конечно, в ангельском летосчислении, но если перевести на наше — двадцать пять лет назад.