Когда тыква наполнилась, один из пастухов присыпал маленькую ранку на шее бычка горстью пыли и освободил животное. Бычок побрел прочь, явно не пострадав от кровопускания. Мальчики энергично встряхнули тыквенную бутыль, смешивая молоко и кровь, а потом стали по очереди пить эту смесь, облизывая губы и вздыхая от удовольствия.
Они были так заняты своим завтраком, что не замечали Хэла и Эболи. Те подкрались к ним сзади и схватили, приподняв над землей. Ребята принялись брыкаться и пронзительно кричать.
– Потише, вы, мелкие бабуины! – приказал Эболи.
– Работорговцы! – взвыл старший мальчик, увидев белое лицо Хэла. – Нас угонят в рабство!
– Они нас съедят! – верещал младший.
– Мы не работорговцы! – как можно убедительнее сказал Хэл. – И ничего плохого вам не сделаем!
Но его заверения лишь вызвали у троицы новый взрыв ужаса.
– Это дьявол, он говорит на языке небес!
– Он понимает наши слова! Это белокожий дьявол!
– Он точно нас съест, мать меня предупреждала!
Эболи отодвинул от себя старшего на расстояние вытянутой руки и уставился на него:
– Как тебя зовут, мартышка?
– Поглядите на его лицо! – растерянно проскулил мальчик. – У него рисунки, как у Мономатапы, избранного небесами!
– Это великий Мамбо!
– Или дух Мономатапы, который давно умер!
– Я и вправду великий вождь, – подтвердил Эболи. – И ты скажешь мне свое имя.
– Я Твети… ох, Мономатапа, пощади меня, я еще маленький! Меня тебе и на один укус не хватит!
– Веди меня в твою деревню, Твети, и я пощажу тебя и твоих братьев.
Постепенно мальчики начали убеждаться, что их не собираются ни съесть, ни угнать в рабство, и даже начали робко улыбаться, слыша, как Хэл пытается говорить на их языке. Еще немного – и они уже восторженно хихикали, польщенные тем, что именно их избрали великий татуированный вождь и странный белокожий в качестве своих проводников к деревне.
Гоня перед собой стадо, они вышли на тропу между холмами и внезапно очутились в маленькой деревне, окруженной плохо обработанными полями, на которых беспорядочно росло просо. Хижины походили на ульи, украшенные тростниковыми крышами, но везде было пусто. У костров перед каждой хижиной стояли глиняные горшки, в загонах топтались телята, а плетеные корзины, оружие и всякое барахло валялись там, где их бросили удиравшие жители деревни.
Трое мальчишек закричали, глядя в окружавшие деревню заросли:
– Эй, выходите! Выходите, гляньте! Это великий Мамбо нашего племени вернулся из смерти, чтобы навестить нас!
Первой осторожно выглянула из высокой слоновьей травы какая-то старуха. На ней была лишь грязная кожаная юбочка, а один глаз вытек. Спереди у нее во рту торчал единственный желтый зуб. Обвисшие груди хлопали по морщинистому животу, изукрашенному ритуальными татуировками.