— Восьмого.
— В среду? Ну да. В среду. Накануне она не ночевала дома. Телефон отключила. Во вторник пришла вечером пьяная, но запаха от нее нет. Догадываетесь?
— Думаете наркотики?
— Скорее всего. Проспалась она, а на другой день ее мать исхлестала ремнем. Так она оделась и выскочила куда-то. Сказала, всех уничтожит, посадит. Снимет в травмпункте побои и напишет заявление в милицию. Вам, наверное, удивительно, что я так про свою внучку говорю, но сил больше нет. Мать плачет все время, отец ее, мой сын Олег, попивать от стыда стал, а ей все равно. Они жалеют ее, но от их жалости всё только хуже. Убивает нас всех методично и настойчиво. Однажды она выкинет всех на улицу или ее бандиты придут. Может быть, вы поможете ее на лечение куда-нибудь определить? Вы же органы.
— Лечение — вещь добровольная, Наталья Михайловна. Мы можем помочь в колонию для несовершеннолетних ее пристроить, если есть за что.
— Бог с вами! — замахала бабушка руками. — Если так, то я ничего не говорила. Так и запишите. Вы вообще имеете право меня допрашивать?
— Не волнуйтесь, никуда я ее не посажу. Мы просто беседуем. Я и не пишу ничего. Скажите, давно Наташа занимается скалолазанием?
— Чем? — старушка выкатила глаза. — Наша Наташка? Какие скалы, вы что?
— Это спорт такой, — Токарев объяснил, что знал, про скалодромы. — В городе имеется один. Никуда выезжать не надо, но амуниция специальная должна все-таки быть. Есть у нее карабины, канаты, ремни, форма и что-то в таком роде?
— Нет! — решительно ответила бабушка. — Ничего у нее нет и не было никогда. Мужики, водка, пиво и наркотики — вот вершины, которые внучка покоряет, причем без всякой амуниции.
Неожиданно, не меняясь в лице, она заплакала медленными стариковскими слезами. Без резких движений, всхлипываний, глубоких вздохов. Словно где-то внутри нее открылись маленькие краники бессилия и горя.
— Знаете, Коленька, мы так все радовались, когда она родилась. Такая хорошенькая была, как куколка. Тихая и послушная. Я гуляла с ней, смешно вспомнить, — она улыбнулась сквозь слезы, словно теплый лучик солнца из прошлого осветил ее лицо. — Хожу и думаю: вот бы кто подошел и сказал, мол, какая красивая у вас дочка. А я в ответ: «Это внучка», а он: «Никогда бы не подумал, вы так молодо выглядите!» Гуляю и мечтаю. Глупая, правда?
— Получалось?
— Много раз. Народ у нас не жадный на добрые слова. Потом я водила ее на бальные танцы, на музыку и рисование. Уроки с ней делала. Так была благодарна, что Олег назвал ее в мою честь, хотела сделать из девочки настоящую принцессу. Я не упрекаю, заботы доставляли мне удовольствия, я воспитывала ее для себя, вместо себя, чтобы память обо мне осталась, чтобы она с гордостью рассказывала обо мне. Мне казалось, что если она, моя внучка, названная в мою честь, будет счастлива, то вроде бы как и я останусь жить. Что после моей смерти маленькая частичка меня, воплощенная в ней, останется на земле. Словно это я продолжаю жить. Вот я сама себя и создавала в ней. Понимаете?