— Пятнадцать злотых и харчи.
— Это мне пятнадцать, — продолжал конюх, — а жене восемьдесят грошиков, дочке и того меньше — шестьдесят. Почему так? Почему они должны, наработавшись днем в поле, вечером доить коров? Почему за это не платят?
— Разберемся, — пообещал граф. — Идите на работу.
— Не пойдем, пока не скажете. Чего тут разбираться? Женщинам за дойку платить — и все.
— Ну да! — загудели другие.
— Айда на работу! — крикнул Карбовский.
— А ты не погоняй! Раскричался…
Конюхи смешались с глушанами, зашумели:
— Не поддавайтесь!
— Стойте на своем!
— Пускай сами косят!
— И доят, — добавил кто-то.
Засмеялись. А дед Миллион, который вертелся тут же, не удержался, громко захохотал. Еще бы: пускай сами доят! Это пан управляющий, а может, и граф! Чудеса!
Чарнецкий вспыхнул. Глаза у него налились кровью, выпучились, и задрожали скулы. Чтобы не выйти из себя — этого при крестьянах он еще никогда себе не позволял — и не бросить таким образом опасной искры, нервно повернулся и мгновенно исчез.
— Разойдись! — закричал солтыс.
— На работу! — метался среди конюхов управляющий.
Крестьяне направились к воротам.
— Держитесь! — крикнули они конюхам.
— Пусть попробует кого-нибудь найти…
— Прочь, прочь! — выходил из себя управляющий.
Глушане вышли за ворота, закурили и долго еще не расходились. Спорили, советовались.
Прошла еще одна полная тревоги ночь. Как только солнце загорелось над миром, брызнуло ослепительными лучами в окна, по Глуше в разные концы помчались всадники.
— На жатву!
— В поле, в поле айда!
— Всем в поле!
Крестьяне остолбенели.
— Это еще что за оказия? Не панщина ли вернулась?
Кто бежал из дома, кто терся, мялся («Да вот косовище поломалось… разве так сразу наладишь?»), а кто просто отказывался, да и все.
— Не пойду! — уже в который раз твердил Судник. — Граф говорил, может, увеличат плату, да так ничего-и не слышно. Не пойду…
Управляющий гарцевал на коне по двору, дразнил собаку, а Адам твердил свое:
— Грыжа у меня, вот что!
— А как бунтовать, так не боишься грыжи? Кто это людям наговаривает? Собирайся! Да и своим скажи, чтобы сейчас же шли.
— Сам говори.
Управляющий соскочил с коня, побежал в хату. И пока Адам доплелся до своей старенькой хижины, тот уже волок из кладовки мешок зерна. Жито рассыпалось, управляющий топтал его сапогами.
— Ты что же это? Куда тянешь? — спрашивал Судник в сенных дверях.
Управляющий толкнул его коленом в живот — Адам взвился, упал, — а сам перевалил мешок через высокий порог и пригоршнями разбрасывал зерно по двору, в спорыш.
— Аспид ты распроклятый! — выскочила с ухватом жена Судника и огрела управляющего по плечам.