На 29 октября в Москве был назначен торжественный пленум ЦК ВЛКСМ, посвященный юбилейной дате – 40-летию комсомола. С докладом должен был выступить первый секретарь ЦК ВЛКСМ Владимир Семичастный, хрущевский выдвиженец. За день до этого Хрущев его вызвал в Кремль и в присутствии Суслова приказал, как позднее вспоминал Семичастный, “«выдать» Пастернаку как надо”[117].
Семичастный был ошарашен: “Это в доклад не очень вписывается…” Но Хрущев тут же вызвал стенографистку и начал диктовать ей текст, который назавтра должен был зачитать комсомольский лидер. Кроме разнузданных оскорблений (которые мы приведем ниже), там было неожиданное заявление о том, что “внутренний эмигрант” Пастернак может, если ему это угодно, стать действительным эмигрантом и отправиться в “капиталистический рай” – правительство ему в этом препятствий чинить не будет.
Тут Семичастный, согласно его мемуарам, взмолился:
– Никита Сергеевич, я же не правительство!
– Не беспокойся! Мы будем сидеть в президиуме и в этом месте тебе поаплодируем. Люди поймут!
На следующий вечер Семичастный зачитывал слегка причесанную и сокращенную хрущевскую импровизацию в московском Дворце спорта перед тысячной аудиторией молодежных активистов, из которых вряд ли многие прочли хоть одну строчку Пастернака. Начал он с того, что в лице Пастернака социалистическое общество имеет “паршивую овцу”, выступившую со своим “так называемым произведением”. Но быстро перешел к главному – скрытому ответу Хрущева на вызывающее стихотворение и неосторожные пастернаковские шутки:
“Иногда мы – кстати, совершенно незаслуженно – говорим о свинье, что она такая, сякая и прочее. Я должен вам сказать, что это наветы на свинью. Свинья – все люди, которые имеют дело с этим животным, знают особенности свиньи, – она никогда не гадит там, где кушает, никогда не гадит там, где спит.
Поэтому если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал. (Аплодисменты.) А Пастернак – этот человек себя причисляет к лучшим представителям общества, – он это сделал. Он нагадил там, где ел, нагадил тем, чьими трудами он живет и дышит. (Аплодисменты.)”.[118]
* * *
Выступление Семичастного транслировалось по телевидению, но Пастернак прочел его на другой день в газете “Правда”. Первой его реакцией, согласно Ивинской, было: “А может быть, давай уедем?” И он сел писать письмо Хрущеву, но, написав, порвал его: “Нет, уехать за границу я не смогу, даже если нас всех выпустят. Я мечтал бы поехать на Запад как на праздник, но существовать на празднике повседневно ни за что не смог бы. Пусть будут родные будни…”