Надо отдать должное патриарху МХАТа Станиславскому. Не имея непосредственного отношения к постановке “Турбиных”, он по-рыцарски защищал готовившуюся молодыми силами театра контроверзную пьесу. Но даже Станиславскому с его огромным авторитетом не удалось бы отстоять “Турбиных”, если бы…
Если бы на закрытую генеральную репетицию “Турбиных” не пришел Сталин.
* * *
Репетиция состоялась 24 июня 1926 года. Присутствие на ней Сталина не афишировалось. Внимание Станиславского было сосредоточено на том, какой будет реакция патентованного оппонента МХАТа – Владимира Блюма. Тот был заведующим театральным сектором всемогущего Главного комитета по контролю за репертуаром (Главрепертком). В этом своем качестве Блюм имел право запретить любую постановку.
Мнение Блюма, высказанное руководству МХАТа, звучало, как и следовало ожидать, категорично: пьеса Булгакова “представляет собой сплошную апологию белогвардейцев <…>, совершенно неприемлема и в трактовке, поданной театром, идти не может”[60].
Ответная реакция Станиславского, человека вообще-то осторожного, была решительной: “Если так, надо закрывать театр…” Дело шло к роковому столкновению между МХАТом и театральными властями.
Как вдруг за ночь ситуация чудесным образом преобразилась. На утро 25 июня было назначено экстренное заседание Главреперткома. На него явился весьма авторитетный партийный товарищ, Роберт Пельше, заведующий художественным отделом Главного политико-просветительного комитета (Главполитпросвет).
Любая бюрократия представляет собой византийский лабиринт. Но советская бюрократия того турбулентного периода была особенно запутанной, поскольку видоизменялась почти ежечасно: ведь большевики создавали ее, почитай, на голом месте. Постоянно появлялись новые властные структуры, призванные, в частности, контролировать и уравновешивать друг друга.
Формально и Главрепертком, и Главполитпросвет входили в состав Наркомпроса, руководителем которого являлся Луначарский, и, следовательно, должны были бы ему подчиняться. На деле же оба этих комитета пытались – и не без успеха! – проводить независимую политику, частенько публично полемизируя со своим номинальным шефом.
Как полагается, свою роль в деле сыграл и личный фактор. Во главе Главполитпросвета стояла вдова Ленина Надежда Крупская – “священная корова” партии. Сталин ее недолюбливал, но открыто противоречить Крупской не решался, чтобы не потерять ее поддержки. Поэтому в партийных кругах Главполитпросвет пользовался бо́льшим авторитетом, чем безбашенный разудалый Главрепертком.