Это был ловкий сорокалетний мужик цыганистого типа, черноглазый, смуглый, балагур и кутила. Подобно старому Семену, ради господ он был готов и в огонь и в воду.
Соколов спросил:
— Что с Анисимом случилось? Заболел, что ль?
— Напротив, сурьезные у него чувства. И новый предмет — самый замечательный. Анисим теперь обзавелся артисткой из цирка, Валетой кличат.
— Как?
— Валетой.
— Наверное, Виолеттой?
— По нынешним временам могит быть, я на ее крестинах не пил, может, и Билета. Она выступает акробаткой в чинизеллевском цирке. Вся прислуга уже ходила.
— А ты?
— Я — обязательно! Она же, Билета, билетики бесплатно носит. С ней даже старый граф изволил ласково разговаривать и интересовался. Я как увидал, сердце в пятки ушло: Билета прямо под кумполом в кольце вертится и порхает, как попугай пернатый. Такое посмотреть очень приятно, особливо бесплатно. И за что полюбила нашего псаря — умом раскинуть не могу. А он выпил и говорит: под венец Билету поставлю. Вот такой у нас сирприз! Точно говорю, эта Билета намного получше Анисима будет…
— Анисим тоже не последний парень! К нему сам великий князь Михаил Александрович обращался за советом, когда в Англии покупал борзых.
— Оно так! Может, и впрямь остепенится, кобель, под венец пойдет? Дай-то бог! — Широко перекрестился на лампаду. — Парень он складный.
Соколова вдруг осенило. Он весело засмеялся своим мыслям, приказал:
— Скажи утром Анисиму, пусть ко мне придет.
Семен азартно проговорил:
— Еще как придет — прибежит, кот мартовский! Вы, барин, прикажите, пусть циркачку под венец ставит, хватит хвостом крутить. Чай, не мальчик! А то команду дайте мне, я его по голой заднице так вожжой отшлифую, что же в церковь с невестой побежит клятву вечную в любви обещать.
Соколов принял душ.
Теперь он залег на широчайшую постель, застеленную белоснежным с кружевной оторочкой бельем. В изголовье приятно трещала свеча (сыщик любил этот тихий, мерцающий свет). Соколов раскрыл кожаный переплет Александра Сумарокова «Еклоги», выпущенный в Петербурге в 1774 году странным образом: без титульного листа.
Открыл наугад, прочитал наивно-прекрасные вирши:
Ево любовница сидела на коленях.
У пастуха свою грудь нежну оголя.
Себя и пастуха подобно распаля.
А дерзкая рука пастушку миловала.
Когда любовника пастушка целовала.
Дамокл мучение несносно ощущал…
Вдруг раздался робкий стук, дверь приоткрылась. На пороге стоял Анисим:
— Приказывали, барин?
— Приказывал утром, а Семен тебя сейчас поднял. Ты уж, любезный, не серчай!
— Помилуйте, Аполлинарий Николаевич, кроме радости вас видеть, никаких иных чувств не имею.