Солнце померкло в небе. Враг наступал, и картечь пушек Костенецкого пагубно садила в упор.
Случилось небывалое. Мужественный маршал Ней, спасаясь от огня русской артиллерии, приказал французам залечь. И сам прижался щекой к горячей, облитой кровью земле.
Но пали батареи Раевского. Желтая лавина улан взметнулась на батареи генерала Костенецкого. Бешено сверкали клинки французов, сраженная прислуга обагряла кровью лафеты.
Тогда во весь исполинский рост поднялся Костенецкий:
— Бей врагов! Москва за нами…
И закипел рукопашный бой!
Под небывалой мощи ударами снопами валились французы.
— Русский генерал заговорен от смерти! — испуганно шептали ветераны Наполеона.
И их лошади со страхом пятились перед разъяренным великаном в разорванном мундире с золотыми эполетами.
Канониры молотили опешивших врагов кто чем мог. Вновь ударили русские пушки, неся смерть врагам.
…И уланы отступили, усеяв русскую позицию трупами людей и лошадей.
Над Бородином спустилась благодетельная ночь. Во французском стане вновь заговорили о русском генерале, похожем на непобедимого Голиафа.
На Бородинском поле французы потеряли пятьдесят восемь тысяч солдат и офицеров — убитых и раненых. У наших потери были гораздо меньше — сорок четыре тысячи…
Бросив на землю попону с убитого коня, положив под голову громадный кулак, русский генерал спал… Над ним ярко мерцали крупные звезды августовского неба.
* * *
Наполеон был изгнан из пределов нашей родины. 9 мая 1813 года шел бой у Гросс-Гершена, где в Тридцатилетнюю войну был убит император Густав-Адольф. Французская артиллерия вела беспрерывный огонь по нашим позициям. Командир полуроты Иван Жиркевич приказал канонирам укрыться во рву, пережидая губительную канонаду.
Сам Жиркевич перешел к правому фасу реданта. Упершись спиной на земляной вал, он наблюдал за противником. И вдруг он узрел нечто такое, что заставило его протереть глаза: не видение ли перед ним?! Впрочем, ладим слово самому герою.
Спустя 34 года после описываемых событий Жиркевич вспоминал: «Вдруг вижу, с левого фланга едет шагом по линии генерал-майор Костенецкий, командовавший артиллерией гвардейского корпуса. Не доезжая сажен пятидесяти до моего укрепления, он, вынув саблю из ножен, пустился ко мне галопом…»
Кругом свистели пули, с противным чавканьем то и дело падали в грязную после весеннего ливня землю. Костенецкий словно ничего этого не замечал. По его спокойствию можно было думать, что он в родовом имении совершает прогулку перед вечерним чаем.
«Шагах в десяти от меня он проехал опять шагом… Я пошел к нему навстречу. В эту самую минуту между ним и мною упало французское ядро, дало рикошет и полетело далее. Лошадь Костенецкого уперлась и подалась несколько назад, а он, дуя ее кулаком по голове, хладнокровно мне говорит: