…Родители души не чаяли в своем первенце. Особенно баловал сына отец. Однажды родители стали свидетелями следующей картины. Сын, будучи совсем еще малышом, вошел в столовую, когда там никого не было, и, увидев накрытый к чаю стол, начал стаскивать фарфоровую посуду и швырять ее на пол.
— Что ты делаешь! — воскликнула мать и бросилась было к Николаю.
Отец остановил ее:
— Не беспокой малыша! У него это здорово получается…
— Вы своим баловством научите его не творить, а разрушать! — возмущалась мать.
— Ничего, матушка! — возражал ей Александр Федосеевич. — Ласт бог, и творить доброе выучится.
Отец и сын совершали длительные прогулки. Старший с младшим разговаривал как с равным. И еще: отец старался развить сына физически, привить любовь к движению.
— Если бы я не был крепок, мне ни за что не выжить после ранения. Для тебя, Коля, это тем более важно, что ты решил связать свою жизнь с морем. Море сильных любит.
Мальчуган втягивался в «двигательную работу» все больше и больше: бегал взапуски с соседскими мальчишками, швырял «на призы» камни — кто дальше, упражнялся с грузом. Поднимал и бронзового Монтескье и две небольшие гирьки, которые дал мальчугану отец.
Порой приезжал Лукин.
— Ну, что научился делать за мое отсутствие? — напуская деловой тон, спрашивал он мальчугана.
— Могу камень через крышу перекинуть! — шепотом сообщал тот. — Только матушке не говорите. Браниться будет!
— А с бюстом занимаешься?
— Тридцать раз вчера поднял.
— Молодец! Пойдем на лодке кататься, — предлагал Лукин.
— Ура! А мне грести позволите?
— Еще бы!
И они шли кататься на Неву. Лукин своему юному другу давал уроки гребли.
Затем, остановившись против какого-нибудь купеческого суденышка, заставлял мальчугана заучивать названия его частей:
— Фал — снасть для подъема парусов или флага; ют — кормовая часть палубы; клотик — верх мачты, где фонарь для сигналов вешают…
Мальчуган все живо запоминал.
Когда исполнилось Николаю одиннадцать лет, он отправился в Кронштадт — кадетом Морского корпуса. Здесь он по-настоящему набрался силы, закалился. Трудно было поверить, что этот крепыш был когда-то слабым, золотушным ребенком. Так простой и здоровый быт корпуса, физические занятия и игры благотворно на него подействовали.
Учеба давалась шутя. Начальство, уважая Александра Федосеевича, баловало его сына. Вот и разленился вскоре Николай, стал манкировать занятиями. Учителя покрывали эту леность.
Александр Федосеевич все же узнал правду. Между ним и сыном произошел серьезный разговор. Позже Николай Александрович вспоминал: